– Я всего лишь хочу, чтобы тебе было легче. Ненавижу, когда ты расстроена. Могла бы мне все рассказать. Ты должна была мне все рассказать. А вместо этого ты просто врешь и скрываешься от меня в течение нескольких дней. Я вот тоже книги читал…
Не зная, что сказать, я просто обнимаю его за плечи одной рукой. Он весь сжимается, и я чувствую, как напряжены мышцы на его спине. Но в сторону Лиам не отодвигается.
– Это… это конец? – спрашивает он, ни на секунду не нарушая контакта глаз. – Между нами все кончено?
– Конечно же, нет, – отвечаю я.
Слова вырываются сами. И это правда. Я подумывала над небольшим перерывом, но я точно не хочу, чтобы наша история заканчивалась навсегда. Этого я точно не хочу. Сейчас просто черная полоса. Я люблю Лиама столько, сколько себя помню, и я не откажусь от наших отношений ради Мэриголд.
– Я знаю, что ранила тебя, это было так эгоистично с моей стороны. – Я решаю рискнуть и прижимаюсь к нему, моя левая нога касается его ноги. Лиам так и не двигается. – Нужно было честно все рассказать, но я боялась, что от этого все станет только хуже. Когда мы разговариваем о моем отце, о трилогии, такие разговоры всегда заканчиваются ссорой. Но по отношению к тебе это было несправедливо. Нужно было рассказать тебе, как я себя чувствую, и мы вместе что-нибудь придумали бы.
– Понимаю, – тихо отвечает он. – Я тоже устал ругаться. Я ведь знаю, что ты своего отношения к отцу не изменишь. И я своего, боюсь, тоже. Но я, по крайней мере, могу попробовать немного облегчить тебе жизнь.
– Ты нужен мне, Ли. Сейчас – как никогда прежде.
Он наклоняется ко мне и убирает локоны с моего лица. Потом мы целуемся, и это очень приятно. Более чем приятно.
Какое-то время мы так и сидим на крыльце, плотнее застегивая куртки и прижимаясь друг к другу, чтобы согреться. У меня урчит в животе, и тогда мы отлепляемся друг от друга и начинаем смеяться, открывая коробку с пиццей. Руккола и прошутто. Сыр за это время совсем остыл, но мы съедаем пиццу полностью, макая корочки в масло с перцем чили, которое заказал Лиам. Это я люблю такой перец, не он. Мы целуемся на прощание, когда холод становится невыносим, и расходимся по домам. И как бы мне хотелось чувствовать чуть больше счастья, чем я чувствую на самом деле.
Двенадцать
Мэриголд нужно было прийти в себя после того, как она увидела ужасный надгробный камень. Немного отойти перед тем, как снова увидеть перед собой улыбающееся лицо Колтона, который выглядел таким необъяснимо живым. Поэтому она избегала потустороннего мира, а потом и Ионы, когда тот писал сообщения или звонил.
В голове все смешалось. Поцелуй Колтона. Его имя и дата смерти на могиле, навсегда выбитые на гранитной плите, представленные на всеобщее обозрение. Рука Ионы, державшая ее ладонь в своей на кладбище.
Она хотела поговорить с Эбби и Сэмом. Это было необходимо. Возможно, настало время все им рассказать. Пусть они скорее всего и не поверят. Мэриголд игнорировала их попытки снова затащить ее на свою орбиту, и ей так хотелось все сейчас исправить, извиниться за месяцы пренебрежения. Нельзя было просто так потерять десять лет воспоминаний, общих тайн и верной дружбы.
Но разве можно было сказать: «Простите меня, я предпочла вам мертвецов»? Она не знала, что сказать, но решила попытаться и тем же вечером позвонила им обоим. Один раз. Два. Три раза. Оставляла жалобные голосовые сообщения. Умоляла, полностью утратив чувство собственного достоинства. А потом заснула в слезах, даже во сне не теряя надежды.
Наутро в телефоне не оказалось ни одного нового сообщения.
ОТРЫВОК ИЗ «ЛИМОНАДНЫХ НЕБЕС»,
КНИГА 2: «МЕЖДУ ДВУХ МИРОВ»
На следующий день мое чувство вины становится еще больше. Когда я быстрым шагом преодолеваю получасовой путь до дома Флиннов, несмотря на то, что мой секрет уже больше не секрет, чувство вины давит все сильнее. И пика оно достигает, когда Оливер открывает дверь и сообщает, что Эмма забыла о записи к врачу на сегодня, и что он торжественно поклялся, что мы не станем без нее приниматься за книгу. И вот я слышу свой собственный голос: «Ну, ничего страшного», – и спрашиваю, не хочет ли он в таком случае попить кофе или что-нибудь съесть.
Не уверена, что смогу без труда объяснить такой свой ответ Лиаму. Я и себе-то не могу как следует его объяснить.
– Если бы ты прямо сейчас могла сделать что угодно, что бы это было? – спрашивает Оливер, когда мы выходим на улицу. – Моя душа жаждет приключений.
– Ой, даже не знаю. Погулять по Мачу-Пикчу, наверное.
– Да, этот город тоже у меня в списке мест, которые нужно посетить, пока ты жив. Но сегодня я выбрал бы что-нибудь попроще. Скажем, в городских пределах. И в рамках закона. Хотя по последнему пункту я более гибок. – Он улыбается мне, сверкнув зубами, и я улыбаюсь ему в ответ, и все так легко и непринужденно. – А если серьезно. Давай займемся чем-нибудь прикольным. Ты заслужила отдых после вчерашнего тяжелого труда. Твоему мозгу нужен выходной.
– Я все утро читала. Так что мозг мой, наверное, теперь еще сильнее на меня злится.
– Что читала? «Лимонадные небеса»?
Я смеюсь.
– Представляешь, я не сижу целыми днями и не читаю свои собственные книжки просто так, по приколу. Я читала роман, который выйдет весной. Автор попросил написать краткую аннотацию на обложку.
– Получается, у тебя много друзей среди писателей? – спрашивает он, глядя на меня с любопытством.
– Не-а. Вообще нет. Да, я с ними знакома. Кто-то просит меня об одолжении. Но друзья? Нет.
Он молчит, поэтому я перевожу тему разговора на него.
– Расскажи о себе. Почему ты тусуешься со мной каждый день? Должно быть, у тебя куча Друзей, которые не представляют, куда ты пропал.
– Я им сказал, что сейчас слишком занят общением с обалденной авторшей бестселлеров и не могу резаться в настольные игры или в «Легенду Зельды». Они все понимают.
Я чувствую, как щеки вспыхивают румянцем, но по-другому воспринять слово «обалденная» по отношению к себе я не могу.
Я предлагаю сходить в Музей медицинской истории Мюттера, в котором собрана огромная коллекция всевозможных медицинских патологий, потому что это самое неромантичное место, которое приходит мне в голову. Я там никогда не была, но примерно представляю, что там можно увидеть: банки с неправильно развивающимися органами и деформированными утробными плодами, и мозги, и опухоли, и черепа. Трудно представить себе лучший вариант «чисто платонического свидания», чем совместное рассматривание куска мозга Эйнштейна.
– Круто, пойдем. Я там не был с тех пор, как нам проводили экскурсию в средней школе. По прошествии времени можно сказать, что это все-таки странноватое место для детской экскурсии. Я потом несколько недель не мог избавиться от ночного кошмара про Мыльную Леди. Видела ее? Выглядит как мумия, но это потому, что труп скорее всего долгое время пролежал в лишенной воздуха щелочной среде. Весь жир в ее теле превратился в омерзительное восковое покрытие.
