Книга Разоблачение Тисл Тейт, страница 55. Автор книги Кейтлин Детвейлер

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Разоблачение Тисл Тейт»

Cтраница 55

Это был лучший день в моей жизни, Тисл. Ты уже сделала меня самым счастливым человеком на свете, я себя такой не помню – и все это благодаря одному лишь твоему существованию. Рели бы я только могла оставаться такой счастливой.

Если бы только я была другой».


Буквы начинают расплываться перед глазами, и я скольжу от одного письма к другому, подхваченная быстрой волной печали. Такое ощущение, что меня рекой несет к водопаду, и я безнадежно наблюдаю за тем, как край становится все ближе и ближе. Слезы заливают щеки, и я не замечаю, что стопка писем уже подошла к концу и у меня в руке остался только тонкий клочок дурацкой бумаги с цветочками. Судя по дате, это письмо было написано всего за несколько недель до того, как мама погибла.


«Милая Тисл.

Сегодня утром мы были в парке, только ты и я. Я качала тебя на качелях, все было прекрасно. Ты смеялась, я чувствовала себя нормально. Но потом во мне снова возникло это чувство, которое омывает меня как приливная волна. Чувство полной безнадежности, как будто у меня никогда не получится делать все правильно, будто я никогда не смогу тебя защитить, будто я не подхожу на роль матери…

Следующее, что я отчетливо помню, – я на скамейке, меня трясет за плечо незнакомая женщина: «Это ваша дочь?» Женщина очень зла. Она кричит. Тогда я подняла голову и увидела тебя. Туман в моей голове сразу рассеялся. Ты соскользнула с качели, локти разбиты, течет кровь. Ты истерически рыдала, и я сама начала истерически рыдать вместе с тобой. На нас смотрели другие матери. На их лицах читалось осуждение, подтверждавшее мой главный страх, – я не могу за тобой ухаживать.

Я думала, мне становится легче. Обещала себе, что так и будет. Клялась и твоему отцу тоже. Я все еще продолжаю плакать, пачкаю письмо. Что мне делать?

Прости меня, Тисл. Прощу. Потому что я неуверена, что когда-нибудь смогу сама себя простить».


Конец.

Это последние слова, которые остались у меня от мамы, других уже не будет: «Я не уверена, что когда-нибудь смогу сама себя простить». По крайней мере, теперь у нас есть хоть что-то общее. Я тоже не уверена, что смогу когда-нибудь ее простить.

Девятнадцать

Колтон ждал ее. Она открыла рот, готовая произнести имя Ионы (правда), но не успела вымолвить ни слова, как Колтон ее опередил:

– Первый год мы содержимся все вместе, а потом начинают образовываться более тесные группы в зависимости от возраста участников и даты смерти, так что я думаю (основываясь на том, что узнал, и на фото, которое ты мне показала), что я ее нашел.

С этими словами Колтон повел Мэриголд в сверкающий тоннель, который она раньше никогда не видела, вверх по мерцающей витой лестнице. Они зашли в комнату с высокими сводами, полную музыки, цветов и людей. Шла вечеринка.

И в толпе Мэриголд увидела ее. Вайолет. Маму.

– Мама! – закричала Мэриголд, но шум голосов заглушил ее крик. Колтон посадил ее себе на плечи и начал медленно пробираться сквозь толпу.

– Видишь, не зря я занимался американским футболом. Если бы я ходил на факультатив по полемике, я б так не смог!

– Помалкивай! И иди быстрее! – Мэриголд размахивала руками над головой, пока они бежали, приближаясь все ближе и ближе, пока…

– Вперед, – произнес Колтон, – она пошла вон к той двери.

– Вайолет Мэйби! – закричала Мэриголд как можно громче, так, что у нее заболело горло.

Ее мама остановилась и обернулась. Их взгляды встретились.

И Мэриголд почувствовала, что, наконец, дома.

ОТРЫВОК ИЗ «ЛИМОНАДНЫХ НЕБЕС»,
КНИГА 2: «МЕЖДУ ДВУХ МИРОВ»

Я открываю глаза навстречу яркому белому свету, льющемуся в окно. Солнечный свет – это что-то хорошее, веселое и приятное. Прямая противоположность всему остальному в моей жизни.

Несколько секунд я сомневаюсь, вдруг мне это все приснилось. Но потом я бросаю взгляд на пол, вижу листки бумаги, похожие на крайне непраздничные конфетти. Вчера вечером я бросила письма на пол, закончив читать их по пятому разу. Я подумывала, не порвать ли их на куски и не смыть ли в унитаз и даже начала это делать, аккуратно разорвав последнее письмо пополам, но какой-то резкий голос в голове остановил меня криком: «Нет! Тисл, остановись! Это ведь все, что осталось у тебя и папы!»

С нашего вчерашнего разговора с отцом я не выходила из комнаты. Должно быть, я умираю с голоду, но мой желудок будто бы сжался до размеров пылинки.

Перед тем как лечь спать вчера ночью, я просмотрела остальное содержимое коробки: свадебные фотографии отца и матери, фотографии беременной мамы, мамы с новорожденной мной на руках, мамы и меня, уже научившейся ходить. Еще там были украшения: немного позеленевший от старости золотой медальон в виде сердечка, в котором одну половину занимало лицо папы (тогда еще молодого), а вторую – мое лицо с широкой улыбкой и пухлыми детскими щечками; браслет с единственным шармом, силуэтом девочки с косичками; простое золотое обручальное кольцо и блестящее кольцо с желтым сапфиром, которое папа подарил ей на помолвку. По крайней мере, мне кажется, это именно оно, потому что другого кольца в коробке нет. На самом дне я обнаружила несколько билетов на концерты и фильмы, о которых даже никогда не слышала, пару ракушек, розоватый камешек в форме сердца и упаковку ментоловых конфеток, чей срок годности наверняка истек за эти четырнадцать лет.

Вот и все. Полный список. Вот что осталось у меня от мамы, вот за что мне предстоит держаться всю оставшуюся жизнь. Теперь я жалею, что проглотила все письма сразу, нужно было читать их постепенно. Могла бы ведь читать по одному в неделю, внимательно вникая в каждое предложение, чтобы не упустить ничего важного. Впитывать плохие новости медленно, наслаждаться каждым драгоценным камешком добра и любви, который только можно было найти.

А может быть, и к лучшему, что все уже позади. Что мои иллюзии враз рассеялись. Потому что это самое худшее: осознание, что мои представления в течение всех этих лет были настолько далеки от действительности, что высоченный пьедестал, на который я поместила маму, оказался всего лишь глупой детской фантазией. Все это было притворство, которое подсвечивало мой мир и заставляло меня чувствовать себя счастливой.

Я всегда по ней скучала, но скучала я по своей идеально придуманной версии мамы. Замечательной, просто золотой мамочки, которая готовила замысловатые пирожные на день рождения еще до того, как возник «Pinterest». Мамы, которая поощряла бы мои занятия скрипкой, или флейтой, или барабанами – любым инструментом, на котором мне нравилось бы играть. Отправила бы меня в балетную школу, записала на футбол или в сборную по плаванью. Она верила бы, что у меня есть способности буквально ко всему, приходила бы на все спектакли или игры, даже если для этого пришлось бы пропускать важное совещание на какой-нибудь престижной работе, которой она успевала бы параллельно заниматься. Я всегда была бы для нее на первом месте. Я наполняла бы ее сердце такой искрящейся и яркой радостью, что она не была бы в состоянии даже припомнить, как жила до того, как впервые взяла меня на руки.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация