Месяц спустя рукопись «Девочки в потустороннем мире» продали с аукциона одному из шести крупных издательских домов, которые боролись за право ее опубликовать. Все они пытались произвести на нас впечатление самыми большими гонорарами, обещали обширную рекламу и солидную маркетинговую кампанию.
Но выигравшее издательство хотело, чтобы книга была не одна. Они убедили отца (а он в свою очередь меня), что это должна быть трилогия. И папа уже на следующий день предоставил им подробный синопсис еще двух книг.
Всего три книги: трилогия «Лимонадные небеса». Но на этом точно все. Только эта трилогия. Только трилогия про Мэриголд.
* * *
Эллиот Арчер, наш молодой, но талантливый редактор в «Зенит Паблишере», пригласил нас на встречу в Нью-Йорк. Тогда в первый раз в своей жизни мне пришлось примерить ложь как вторую кожу.
С самой первой минуты, когда я вышла из вагона поезда на платформу вокзала Пенн-Стейшн, где пахло дешевым кофе из автомата, жирной пиццей и печеньем, гнилой капустой и мочой, мне захотелось вернуться обратно в Филадельфию. Мне захотелось не ходить на нашу встречу с Эллиотом и вместо этого вернуться домой, в мой тихий уголок. Желание поскорее исчезнуть только усилилось, когда мы забрались в ожидавший нас лимузин и поехали сквозь огромные массы машин и людей, пересекли Таймс-сквер, и здания вокруг нас становились все выше, сверкали все ярче и делались величественнее.
Это не мой город. Это не я. Зачем я вообще это все делала?
Папа. Деньги. Наш дом. Мамин дом.
– Ты настоящее чудо, Тисл, – сказал Эллиот, угощая меня яблочной газировкой у себя в кабинете. – Это одна из самых выдающихся рукописей, которые мне довелось прочесть. Подумать только, если ты так пишешь уже в пятнадцать, как же ты будешь писать, повзрослев!
Папа был готов взорваться от радости. К счастью, они оба были так заняты своим собственным восторгом, что не замечали, что во мне самой восторга не было ни на грош. Эллиот улыбался мне во весь рот, а я залпом осушила стакан с газировкой, и пузырьки чуть не разодрали мне горло.
«Мы всё врем!» – хотелось крикнуть мне, пока не стало слишком поздно. Но я этого не сделала. Я не произнесла ни слова.
Три
Мэриголд знала, что это был только сон, но не могла сопротивляться желанию пойти к старому дому. Ночью, когда ее отец спал, она тайком вышла из дома. Добравшись до дома, она села в кресло-качалку на крыльце. Закрыла глаза. Вдохнула запах ранней весны. Когда она снова открыла глаза, то поняла, что той ужасной дороги рядом больше нет. В центре странного поля, которое она увидела перед собой, находился всего один объект.
Это был небоскреб, такой высокий, что казалось, будто он бесконечно растет вверх, в небеса. И небо было вовсе не голубым. Голубой цвет здесь достался траве, обширным полям глубокого лазурного цвета. Небо же было желтым, и усеивали его звезды всех цветов радуги.
Над высокими золотыми дверями висела табличка: ПОТУСТОРОННИЙ МИР.
Могла ли здесь оказаться ее мама? Мэриголд подошла к зданию, приоткрыла дверь и оказалась в тихом атриуме с огромными окнами по обеим сторонам. Затем она услышала чьи-то шаги и быстро обернулась посмотреть, кто это к ней идет.
Это был мальчик примерно ее возраста с темно-коричневой кожей и ярко-голубыми глазами.
– Меня зовут Колтон, – сказал он, рассматривая Мэриголд. – Ты потерялась?
ОТРЫВОК ИЗ «ЛИМОНАДНЫХ НЕБЕС»,
КНИГА 1: «ДЕВОЧКА В ПОТУСТОРОННЕМ МИРЕ»
У нас с Лиамом оставалось не так много времени до вторника, а во вторник должен был начаться мой гастрольный тур с книжкой «Между двух миров». Именно в этот день книга увидит свет. Я уезжала на пятнадцать дней: Иллинойс, Миннесота, Колорадо, Калифорния, штат Вашингтон, Северная Каролина, Массачусетс, округ Колумбия. Завершался тур большой презентацией в моей родной Филадельфии. Размытые кляксы самолетов, поездов, школьных кабинетов, книжных магазинов и фанатов – нон-стоп, а в любом самом маленьком окошке, которое выделило мне на отдых издательство «Зенит Паблишере», – домашние задания отца.
Лиам зашел в пять утра, как раз когда за нами с папой должна была приехать машина в аэропорт, и я так удивилась, что не могла даже двух слов связать. Особенно после того, как он оставил у меня в руках пакет с туго скатанными из бумаги маленькими футбольными мячами.
– Записочки на каждый день тура, – пояснил он, – открывать строго по одной. Я серьезно, по одному мячику в день. Без обмана. Я знаю, как сильно тебя бесит вся эта ситуация, поэтому решил облегчить тебе путь, – сказал Лиам и обнял меня на прощание.
Папа просил меня не рассказывать Лиаму наш секрет, говорил, что так безопаснее. Я пообещала, что не стану, и моментально нарушила обещание, рассказав Лиаму правду, как только мы подписали контракт со Сьюзан Ван Бюрен. Я рассказала ему правду еще до контракта на написание трилогии, до того как книга попала в список бестселлеров «Нью-Йорк таймс», до того как люди во всем мире начали сочувствовать судьбе Мэриголд Мэйби. До того как эта история попала в центр всей моей вселенной.
Я не жалею об этом. У нас с Лиамом нет секретов друг от друга. И никогда не было. Лиаму не нравится, что мне приходится притворяться, а точнее, что приходится врать, но он меня поддерживает. С папой Лиам довольно мил, но вообще Лиам винит его в том, что именно он заварил всю эту кашу. Когда Лиам у нас дома, папа скрывает свои писательские наклонности, играя свою роль во всем этом спектакле.
Записки Лиама сопровождали меня во время всей поездки, пока я улыбалась, раздавала автографы и рассказывала о книжках, которые на самом деле не писала, в помещениях, полных фанатов, которые меня обожали. Я разворачивала и прочитывала по одной записке перед каждым мероприятием и чувствовала, что Лиам рядом, даже если он в сотнях миль от меня.
«Помнишь лето, когда нам было лет по восемь-девять? Скукота однажды была страшная, и ты приперла меня к стенке и намазала лицо арахисовой пастой, чтобы Люси ее слизала. Она так разъярилась, что, помнится, я боялся, как бы она в конце концов губы мои не сжевала. Мы оба так сильно ржали, что ты немного описалась и закричала об этом на весь дом. В этот момент вошел твой отец. То есть ты тогда в буквальном смысле написала в штаны, было видно пятнышко на колготках. ОБАЛДЕННО. Я еще сильнее рассмеялся и сам описался. Боже мой. Твой отец решил, что мы чокнулись. Кажется, я никогда так не смеялся, как в тот раз».
«Помнишь тот Хеллоуин, когда мы поссорились потому, что оба хотели нарядиться инопланетянами? Я сказал, что тупо будет ходить в одинаковых костюмах, а тебя это обидело, и ты сказала: «Ладно, все равно инопланетяне – это старомодно». Я знал, что ты на самом деле так не думаешь. А еще я знал, что ты не большой фанат Хеллоуина и по домам соседей ходишь только ради меня. Поэтому, когда ты сказала, что оденешься в костюм кусочка пиццы, я уговорил маму помочь мне соорудить костюм банки корневого пива
[3], потому что ты ВСЕГДА утверждала, что именно им нужно запивать пиццу. Я выглядел жалко: мы покрасили в коричневый цвет алюминиевую фольгу и написали поверху «Корневое пиво», а потом намотали ее на большую трубу из картона, которую я надел на себя. Я весь был мятый-перемятый, но тебе было вообще все равно. Ты так радовалась. Это был мой самый любимый Хеллоуин».
