– Ты должна стереть все малейшие следы, Силь. Ничто не должно указывать на тебя. Это тебя не касается, и я не стану тебя упоминать. Забудь все, вернись к обычной деятельности. И успокойся.
– Кого же тогда это касается? – воскликнула Силь.
– Это касается меня, – ответил Бергер и ушел.
Последнее, что он увидел, был изучающий взгляд Мойры, направленный на него из ее импровизированной постели. Он следовал за Бергером по улицам Стокгольма, без устали поливаемого дождем. По-прежнему ни намека на рассвет. Все так же темно, как тогда, в ту странную, немыслимо долгую ночь. Ночь длинных ножей.
Служебная машина Бергера окатывала одиноких ночных прохожих целыми водопадами. Он больше смотрел в зеркало заднего вида, чем вперед. Пока он ничего не заметил.
Но он понимал, что они там.
* * *
Стенбоксгатан оказалась забытой улочкой между Энгельбректсгатан и Эриксбергсгатан, прямо около парка Хумлегорден. Бергер оставил машину в паре кварталов оттуда и быстро нашел четвертый дом с солидным кирпичным фасадом и выступающим эркером. Дверь же оказалась низкой и легко открылась отмычкой. Убрав свой инструмент в карман, Бергер вгляделся в исчерченную пунктиром дождя тьму.
Ничего.
И все же он понимал, что у него очень мало времени.
Ответ, ему нужен ответ. Он даже не был уверен, может ли сформулировать хоть один вопрос, но ответ он бы опознал. Может быть, ответ помог бы ему сформулировать вопрос. Что угодно, что даст ему шанс принять хотя бы малейшие контрмеры. Ибо его жизнь вот-вот превратится в какую-то другую жизнь.
Он только не понимал почему.
Он быстро нашел фамилию Блум в списке за дверью и побежал вверх по строгим лестницам. На последних ступенях снова достал отмычку. Обернулся и посмотрел вниз. За ним тянулись мокрые следы.
Как будто это играет какую-то роль, подумал он, вставляя отмычку в замок.
Жилец этой квартиры – не обычный гражданин, это чувствовалось сразу. Замки были необычно сложными, три штуки один над другим. На мгновение Бергер испугался, что не справится с ними, впервые в своей карьере. Но вот клацнул третий и последний запор, и дверь медленно распахнулась. Бергер закрыл ее за собой, запер на все замки и секунду постоял в прихожей. Под ногами он увидел стопку почты. Газеты за два дня, не больше. Молли Блум была дома два дня назад. Несколько конвертов с окошками, ничего личного.
Мебели оказалось не намного больше, чем на Видаргатан, но обстановка была совсем другой. Та квартира производила впечатление заброшенной, эта же казалась обжитой, даже почти уютной. Той, что здесь живет, хорошо дома, если ей вообще бывает хорошо хоть где-нибудь в мире.
Бергер не очень понимал, откуда это ощущение, но решил принять его во внимание. Он принимал во внимание в принципе все ощущения, буквально собирал догадки, которые могли бы превратиться во встречные меры в течение ближайших, наверняка не самых приятных дней.
Кухню явно отремонтировали совсем недавно, причем над ней поработали определенно далеко не дешевые мастера, и, разумеется, она была стерильно чистой. Бергер открыл холодильник, в котором обнаружилась только большая коллекция протеиновых коктейлей и несколько завернутых в пленку нарезанных фруктов.
Обходя эту двухкомнатную квартиру, Бергер пришел к выводу, что ее отличительными чертами являются порядок, чистота и аккуратность, тотальный контроль.
В гостиной стоял ослепительно-белый диван. Бергер провел рукой по приятной и совершенно точно очень дорогой ткани.
Человек, рискнувший поставить у себя дома белый диван, должно быть, уверен, что и сам он чист, как снег. На поверхности. И вероятно, гости навещают его нечасто. Разве что избранные, такие же чистые, такие же аккуратные. Если существует некий любовник, то это наверняка опрятный любовник.
Ванная комната была отдраена до блеска, включая явно эксклюзивный душ. Исходивший от всего легкий аромат был весьма изысканным. На комоде в столь же светлой и свежей спальне стояли фото в рамках. Бергер изучил их одно за другим. На первой стояли три человека в пляжных нарядах с абсолютно одинаковым рисунком в полоску. Сияющие родители, судя по виду, принадлежащие к верхушке среднего класса, и между ними худенькая девочка лет десяти – возраст, когда настоящая Натали Фреден покончила с собой. В ее внешности явно просматривалось сходство со школьной фотографией из Умео. Включая курносый нос. Остальные три фотографии представляли взрослую Молли Блум, занимающуюся разными видами спорта, и везде одну. На одной она, видимо, бежала марафон, на двух других на ней было альпинистское снаряжение. На одном из этих снимков она на веревке свисала с отвесного склона горы и, радостно улыбаясь, махала рукой в объектив.
В допросной Бергер ни разу не видел ее улыбки. Только сейчас он по-настоящему осознал, какая она красивая.
Он со стуком вернул снимок на место. Почему, черт побери, человек расставляет в спальне фотографии себя самого?
Бергер вернулся в гостиную и подумал, что портрет Молли Блум начинает вырисовываться. Проклятое СЭПО. Он краем уха слышал об этих группах. Наполовину внешняя элита, которую используют хоть против коррумпированных полицейских, хоть против международной мафии. Их посылают на задание, только когда это действительно требуется.
И теперь явно потребовалось.
Из всех возможных кандидатур – против Сэма Бергера.
В гостиной одна стена прерывалась эркером. В углублении стоял письменный стол. Бергер подошел к нему. Такой же порядок, как во всей остальной квартире. Компьютера не видно. Несколько ручек, шесть блоков разноцветных стикеров. Какое-то время Бергер рассматривал все это, потом повернулся и оглядел комнату.
Над ослепительно-белым диваном висела потрясающая фотография метра два шириной – на ней группа альпинистов взбиралась на заснеженную гору. Их черные силуэты виднелись вдали на фоне яркого, неповторимого заката солнца, чьи лучи отражались от снега. Но кроме уникальной красоты картина поразила Бергера толщиной почти в дециметр.
Ровно в тот момент, когда Бергеру пришла в голову не имеющая значения мысль о том, как тяжело, должно быть, пришлось тащившим картину грузчикам, внизу раздался стук двери, приглушенный, как будто кто-то хотел войти в подъезд незаметно. Бергер глубоко вздохнул и спешно стал искать взглядом еще что-нибудь, неважно что.
Под картиной, вплотную к дивану, лежал скомканный стикер. Розовый. Бергер подбежал, схватил его, увидел на нем текст, написанный от руки. Быстро прочитав, задумался на две секунды, больше времени у него не было.
Но его хватило, чтобы сжать правый кулак так сильно, что рана опять открылась.
Тут раздались шаги на лестнице.
Два человека, вряд ли больше.
Бергер достал из кармана крошечный пластиковый пакетик, самый маленький пакетик для улик, засунул в него розовый листок и стянул с себя джинсы. Приложив некоторое усилие, он засунул пакетик в задний проход. И услышал, как открывают входную дверь, один замок за другим. Он едва успел застегнуть брюки, когда в квартиру ворвались.
