– И еще, Август, ты, возможно, забываешь еще об одном.
– Это о чем же?
– Об Эллен Савингер.
Август Стен смотрел на нее с удивлением.
– Что?
– Эллен Савингер, – непреклонно повторила Молли Блум.
– Я не понимаю, что ты хочешь сказать.
– Пропавшая пятнадцатилетняя девочка, – спокойно пояснила Блум.
– А, да. Конечно. Конечно, исламистский след серьезно пострадал.
– Да. Но Эллен все еще жива.
– Она как минимум пятая жертва. Совершенно очевидно, что ее нет в живых.
– Мы не можем исходить из этого. Напротив, весьма вероятно, нам надо спешить.
– Это дело уголовной полиции. С того момента, как растаял след, ведущий к джихадистам, и все это перешло во внутреннее расследование, мы стали всего лишь временной рабочей силой. Для вполне определенной цели: расследовать, в чем замешан Бергер.
– С другой стороны, мы обманули уголовную полицию, – сказала Молли Блум. – Им пришлось работать, исходя из ложных предпосылок.
– Исламистская версия, конечно, провалилась, но внутренняя актуальна, как никогда. Для нас актуальна. Если мы сможем заставить Сэма Бергера признать, что он в этом замешан, мы внесем гигантский вклад в дело, который перечеркнет все замалчивания. Мы предстанем героями. Особенно ты, Молли.
– А Эллен Савингер?
– Мертва, – сказал Стен. – Но она последняя жертва.
– Этого мы не знаем.
– Я знаю, что для тебя это больная тема, Молли, – сказал Стен совсем другим тоном. – Знаю, что уже начиная с третьей жертвы ты пыталась добраться до убийцы. Знаю, что весь этот велосипедный проект – твое дитя. Это был оригинальный, но, на мой взгляд, слишком медленный, долгосрочный и даже нереалистичный способ привлечь внимание преступника, но он оказался изящным крючком. В итоге он на него клюнул и нашел тебя. И теперь ты у цели, Молли. Зерно принесло плоды, ты на правильном пути. Поскольку ты относишься к внутренним ресурсам, погреться в лучах славы тебе не удастся, но среди своих, внутри организации, ты станешь героиней. Однако Бергер не представляет собой угрозу для демократического устройства Швеции, для прав и свобод граждан или для национальной безопасности.
– В таком случае я прошу разрешения закончить этот проект как можно скорее.
– Просьба удовлетворена. Спасибо за устный отчет. В эту эпоху перемен ты нужна мне для других заданий, для заданий, связанных с реальной угрозой демократическому устройству Швеции и тому подобного.
Молли Блум вышла из кабинета начальника и пошла по коридору. Она была не вполне довольна тоном Августа Стена. В нем слышалось равнодушие к судьбе Эллен Савингер, которое нельзя было списать на строгий профессионализм, который являлся отличительной чертой Стена.
Когда она подошла к лифту, около него стоял мужчина, смутно ей знакомый. Они кивнули друг другу. Лифт подошел, и, войдя внутрь, мужчина вопросительно показал на кнопку B. Блум коротко кивнула. Он нажал на B. Лифт начал спускаться. Они вышли на первом этаже, мужчина пошел к выходу, а она помедлила, завязала шнурок и подождала, пока мужчина исчезнет из виду. Тогда она снова зашла в лифт, провела карточкой по считывающему устройству и набрала шестизначный код, после чего лифт поехал вниз.
Спустившись, она долго шла по бежевым коридорам, пока, наконец, на этом монотонном фоне не появилась почти незаметная дверь. Она вошла в комнату. Два рослых мужчины больше не сидели, уткнувшись в компьютеры. Один ел банан, другой украдкой спал.
Молли Блум кивнула первому и неожиданно крикнула:
– Проснись, Рой.
Второй чуть не подпрыгнул за своим компьютером, дайверские часы стукнулись об стену. Блум распорядилась:
– Приведите его.
Мужчины вышли.
Молли Блум уселась на один из стульев в контрольной комнате и достала из сумки белый смартфон. Какое-то время она просто смотрела на него. Потом установила нужные настройки, встала, сделала глубокий вдох и подумала: пора. Действительно пора.
16
Время остановилось. Оно всерьез остановилось.
Он балансирует на скользком камне, ногам тяжело удержаться, но его потная рука медленно, но верно очищает на стекле небольшой глазок.
Дверь открывается. Свет проникает в абсолютную темноту лодочного домика. Падает вовнутрь, на то, что находится в глубине. Освещает лодочные моторы и спасательные жилеты, выброшенные на берег буи и покрытые патиной якоря. Скользит по веревочным петлям, канатам и шкотам, выхватывает из мрака цепи, шестеренки и стальные тросы, которые уже не случайно разбросаны по старому лодочному дому, а в самом деле сцеплены друг с другом.
Но все это неважно. Все прочее исчезает, как только до него доходит, на что падает луч света. Это лицо.
Лицо девочки.
Полоса яркого весеннего света, похоже, слепит ее. Лицо вертится туда-сюда, девочка подается назад от света. Долгое время кажется, что она не видит. Наконец, ее глаза распахиваются. Взгляд направляется в сторону двери. И в этот момент второй заходит в дом. Светлая копна волос его друга как будто светится сама по себе в лучах солнца, она скрывает всю голову. Тогда он поворачивается вбок, свет падает на лицо, которое сейчас выглядит еще более угловатым и бугристым, чем обычно. Тут он протягивает руку к двери и начинает закрывать ее.
Стоя снаружи на своем камне, он видит взгляд девочки в медленно сужающемся луче света. Он полон чего-то непонятного. Это счастье? Это страсть? Это – страх?
Вдруг она поворачивает голову и замечает его через окно. Их взгляды скрещиваются. Это мгновение удивительного контакта. В ее глазах что-то меняется, она чего-то хочет от него, но он не понимает чего, он слишком молод, слишком незрел, слишком неопытен, чтобы понять это, но глаза широко распахнуты, и только в этот момент он замечает скотч у нее на рту, он видит движения ее языка за скотчем, видит, как что-то катится у нее по лбу. Только когда капля достигает левого глаза, он понимает, что это кровь, капля крови, которая стекает из-под волос. И только когда глаз совершенно скрывается под красной жидкостью, он слышит душераздирающий крик из-под скотча. Он поскальзывается и в тот момент, когда второй закрывает дверь, погружая лодочный дом в темноту, падает с камня.
Он встает на ноги. Душераздирающий крик все еще звучит, и у него нет оправдания в том, что он ушиб голову или подвернул ногу, но он бежит оттуда.
Он бежит. Настолько быстро, насколько несут ноги.
Когда ему удается разогнаться в высокой, по грудь, траве, крик резко смолкает.
17
Вторник 27 октября, 18:10
