* * *
На смену зиме пришла весна, волосы у Вильяма начали снова отрастать. Сэм, разумеется, избегал его в школе, но, когда поблизости не было свидетелей, ему случалось провожать его домой. Они запирались в его комнате в квартире в центре Хеленелунда, где Вильям жил со своей вечно озабоченной матерью, от которой пахло чем-то сладким. Сэма поразили отметины на двери комнаты Вильяма, четыре углубления, как будто от удара кулаком, но он никогда о них не расспрашивал. Зато Вильям показывал ему свои часы. Он всегда хранил их по три штуки. Когда Сэм поинтересовался почему, ответил: «Рамане любую свою конструкцию повторяют трижды», и пояснил, что это из фантастического романа Артура Кларка «Свидание с Рамой». В его коллекции чего только не было – от больших настенных часов до часов-кольца, которые Сэму нравились больше всего. Это был микроскопический механизм, помещенный в ювелирное украшение, размером подходившее для женского пальца. А еще Вильям показывал рисунки и фотографии полной противоположности этих часов: гигантские башенные куранты с огромными цепями и тяжелыми шестернями, большими колесами и заводными пружинами, осями, штифтами, валами, балансирами, шпинделями, маятниками, рычагами и гирями. Когда Вильям достал фотографии, сделанные внутри башенных часов в Кремоне в Италии, его глаза засияли: «Самые большие в мире средневековые часы». Впрочем, глаза Сэма тоже, наверное, сияли. И Вильям сказал: «Снег уже растаял». Видимо, Сэм сделал какой-то жест, отразивший непонимание, потому что Вильям продолжил: «Хочешь пойти со мной посмотреть одну вещь, которую я сделал?» Сэм был не уверен, хочет ли он, чтобы его увидели вместе с Вильямом, и лицо выдало его. «Ты можешь следовать за мной на расстоянии», – сказал Вильям, понимая, что чувствует Сэм. Они поехали на велосипедах. Впереди Вильям на своей развалюхе с до смешного высоким рулем, в двухстах метрах позади него – Сэм на своем очень уж приличном Crescent, который он все больше ненавидел. И вот они добрались до места. Оставив велосипеды около автобусной остановки, до которой никому, казалось, не было дела, они побежали через луг, где высокая трава лежала прибитая к сырой земле. Шлепая по воде вдоль осиновой рощи, они дошли до места, откуда был виден небольшой дом у воды. Лодочный домик, скрытый на берегу среди деревьев, зелено-коричневый, уродливый и совершенно невероятный. Вильям подошел к нему и сказал: «Он заброшен». Сэм спросил: «Ты точно это знаешь?» Вильям кивнул и направился к двери у самой кромки воды. Две ступени вверх, и вот он уже перед висячим замком, от которого у него обнаружился ключ. Они вошли внутрь. Повсюду в беспорядке лежала древняя лодочная рухлядь: ржавые моторы и намертво засохшие спасательные жилеты, выброшенные на берег буи и покрытые патиной якоря, но в стороне от всего этого находилось нечто, выглядящее совершенно новым. Цепи, шестеренки, колеса, заводные пружины, оси, штифты, валы, балансиры, рычаги и гири. С них капало масло. Весь механизм крепился на двух массивных столбах, которые в свою очередь были закреплены в полу и доставали до самого потолка. Деревянные опоры. И где-то посреди этой путаницы располагался циферблат. Присмотревшись, Сэм увидел, что минутная стрелка все время медленно движется. Часы показывали без нескольких минут три. Вильям сказал: «Подожди». Сэм стал ждать. Они ждали, как казалось, долго, но на самом деле всего две минуты. Когда часы начали бить, большая гиря упала сверху и сделала круглое углубление в деревянном полу.
* * *
Молли думала об экзаменах. Она щурилась на яркое весеннее солнце и размышляла о том, что остался еще год. Еще год детства, а потом оно закончится, вот ровно здесь, на этом большом школьном дворе. Ей совсем недавно, в марте, исполнилось пятнадцать, и жизнь двигалась в правильном направлении. В сторону взросления. На данный момент Молли окончательно потеряла интерес к парням из школы. Поразмыслив какое-то время – честно говоря, довольно долгое время, – она пришла к выводу, что несмотря ни на что ее интересует все же противоположный пол. И в школе, конечно, по-прежнему были один-два парня, которые ей нравились: некий Микке, некий Алекс, некий Сэм, некий Сванте, но в целом она была настроена на будущее. Ее привлекали другие вещи. Ей, пожалуй, не хотелось называть это политикой, но по крайней мере социальные вопросы. Не так давно у нее случилось озарение: все люди очень разные, и эти различия не имеют особенного значения. Непохожесть – это хорошо, и именно интерес к тому, что нам неизвестно, и является предпосылкой человеческого развития. Говорили, что где-то в мире проводится масштабное изучение генетики человеческой расы, и до сих пор непонятно, можно ли говорить именно об одной человеческой расе, или скорее стоит говорить о многих расах, разных расах, как всегда утверждали расисты. Может быть, именно сейчас происходило нечто, новое научное исследование, которое сможет доказать, что все мы – все пять миллиардов – принадлежим к одной и той же человеческой расе, невзирая на небольшие отличия в цветах и культурах. Было так интересно узнать, что существовали человеческие расы, которые исчезли. Как бишь они назывались? Неандертальцы и явантропы? Когда-то и они пришли из Африки, у них были свои цивилизации, по крайней мере, племенные общины, а потом они исчезли. Они были уничтожены полностью, и от них не осталось никаких следов. Кроме костей. И важно то, что это значило, что мы, все, кто остался, объединены, независимо от различий. И вот как раз посреди таких ее раздумий большой пустой школьный двор перестал быть совершенно пустым, и перед Молли вдруг появилась фигура, и эта фигура очень мало была похожа на тех, кто входил в общую человеческую расу, о которой мечтала Молли. Вроде бы ей удалось выдавить из себя улыбку, когда Вильям сел рядом с ней на скамейку и сказал: «Привет! Хочешь пойти со мной посмотреть одну вещь?»
* * *
В тот год начало лета выдалось необычно беспощадным, в отсутствие ветра в воздухе висит пыль, солнце палит и обжигает. Сэм сидит на опустевшей спортивной площадке и в другом конце футбольного поля, у дальних ворот, замечает скопление народа. Он видит, что это девочки, много девочек, он слышит их громкие голоса, но не разбирает слов. Кажется, словно пустота над пылящим гравием фильтрует все, что походит на язык. Сэм стал другим, время стало другим. Такое ощущение, что он повзрослел на пару лет всего за несколько недель. Теперь он избегает таких сборищ. Он чувствует, что стал затворником. Но что-то в нечленораздельных криках привлекает его интерес. Вопреки всем инстинктам он плетется туда и начинает различать спины девочек одну за другой. На них летние наряды, платья, юбки, и под лучами безжалостного солнца их длинные волосы переливаются всеми мыслимыми цветами. Вокруг них вьется пыль, и когда они немного расступаются, Сэм видит, что они не одни. Над ними возвышается голова. Это Антон, он движется, исчезает за ширмой из девичьих спин, возвращается, не останавливается. И вот девочки расступаются еще немного, и становится видна привязанная к штанге ворот фигура. Длинные светлые волосы свисают на лицо. Брюки спущены, нижняя половина туловища обнажена, и Сэм резко разворачивается, пока Вильям не успел его заметить. Единственная мысль, которая снова и снова и снова крутится в голове у Сэма: скоро летние каникулы.
Скоро все это дерьмо закончится.
21
Среда 28 октября, 01:53
