Бергер кивнул и откашлялся. Потом заговорил:
– Однажды зимним вечером, в феврале почти три года назад Антон Бергмарк вскоре после развода сидел у себя дома на вилле в Хегвике и напивался. В дверь позвонили, и он, судя по всему, добровольно впустил визитера. Следы на запястьях и щиколотках, а также на ножках обеденного стола в гостиной указывают на то, что Антона привязали в лежачем положении к столу. Другие отметки говорят о том, что с одной стороны стола были закреплены какие-то винтовые тиски, которыми зажали голову Антона, прежде чем начать его истязать. Согласно медицинскому обследованию, истязания проводились при помощи четырех молотков разного размера и формы. Чудовищная пытка продолжалась около трех суток. В какой-то момент Антон Бергмарк буквально лишился рассудка. Последовавший за этим больничный через полгода превратился в досрочный выход на пенсию. Поскольку Бергмарк вел дела с разными преступными группировками, избиение связали с неуплаченными долгами. Расследование сфокусировалось исключительно на этих группировках и в отсутствие доказательств зашло в тупик. Полиции Соллентуны удалось не выпустить дело наружу, пресса едва ли вообще о нем упоминала, никаких фотографий Бергмарка после истязаний опубликовано не было. И некому было связать внешность Вильяма двадцать лет назад и внешность Антона сегодня.
Блум скривила лицо и кивнула.
– Смена ролей, – дополнила она рассказ, немного помолчав.
Бергер подытожил:
– Вильям изуродовал Антону лицо молотками, чтобы оно стало похоже на его собственное, каким оно было во времена школьной травли. По всей видимости, сейчас оно уже так не выглядит. Целеустремленность, точность и абсолютное хладнокровие, которые требуются для того, чтобы при помощи тисков и молотков превратить Антона в Вильяма, говорят о том, что мы должны иначе оценивать Вильяма. Он, черт подери, профессионал. Как он мог стать профессионалом?
– Профессионал и, тем не менее, психопат, нуждающийся в смирительной рубашке. Надо быть полным психом, чтобы так изощренно отомстить своему давнему мучителю.
– Но еще и профессионалом в нескольких разных областях. Ему было шестнадцать лет, он был физически неполноценен и психически неуравновешен после многих лет самой жестокой травли, какую только можно представить. За следующие двадцать лет он превратился в профессионального палача. Как?
– Это только гипотезы. Мы блуждаем впотьмах. Совсем не факт, что он обучался, чтобы стать профессионалом.
– Думаешь, он сам этого добился?
– Не знаю. Движимый постоянно растущей жаждой мести?
– Меня такая версия не устраивает, – сказал Бергер и показал на фигуру в инвалидном кресле в десятке метров от них. – Ты же видишь Антона, Молли. Это сделал человек, который пытал и раньше, вероятно, регулярно. Он прошел обучение либо в гангстерской среде, либо в военной, и я думаю, что это укрепляет нашу гипотезу о том, что где-то действительно существовал отец по имени Нильс Гундерсен, который был наемником «в какой-то чертовой арабской стране». Мы должны найти его.
У Блум был озабоченный вид.
– Не знаю, – помолчав, сказала она. – Я боюсь, что пора решиться на один неприятный разговор…
– МУСТ?
– Это не очень-то легко.
– Сразу бери быка за рога, – сказал Бергер. – Обещаю, что заткну уши.
– Тебе придется пойти на большее, – ответила Блум, доставая мобильный. Тебе придется отойти подальше.
Блум завернула за угол, и Бергер принялся бродить по комнате. Он насчитал пятнадцать человек, которые находились в состоянии, выглядящем как абсолютное безделье. Телевизор по-прежнему работал, на экране без звука шел футбольный матч, но никто, судя по всему, его не смотрел. Возникало ощущение, что время остановилось. Как будто Бергер провалился в дыру посреди бурно мчащегося потока времени. Как будто из часов выпала шестеренка.
У окна в своей коляске сидел человек с деформированным лицом. Его невидящий взгляд вперился в скучные многоквартирные дома напротив, положение тела говорило о том, что через пару лет он, вероятно, окажется прикован к постели.
Бергер присел около него на колени и позвал:
– Антон?
Антон Бергмарк обернулся и посмотрел на него. Что-то напоминающее сознание вернулось в его водянистые глаза. Он сказал:
– Черт, как же ты его бил.
Бергер отпрянул.
– О чем ты говоришь, Антон?
Но человек в инвалидной коляске уже унесся в неизвестные дали.
Бергер встал и погладил его по голове. Он увидел в окне свое отражение, нечеткое, размытое дождем. Оно очень мало отличалось от отражения Антона.
Он вышел в коридор и пошел по нему, витая мыслями в совершенно другом месте. Молли Блум сидела в одиночестве на диване, поставив на колени свой ноутбук. Она смотрела на экран и сказала, не отрывая от него взгляда:
– Это превзошло все ожидания.
– МУСТ вспоминает о тебе с большой нежностью? – предположил Бергер.
Она проигнорировала этот комментарий.
– В списках у МУСТа действительно числится некий Нильс Гундерсен, находящийся в международном розыске за разного рода военные преступления. Родился в сорок восьмом. До рубежа веков был норвежским гражданином. Получил гражданство Ливана. По слухам, живет в городе Джебейле, более известном как древний Библ.
– Ничего себе, – воскликнул Бергер.
– В двадцать два года Гундерсен стал офицером норвежской армии, быстро рос в званиях и записался в Иностранный легион в тысяча девятьсот семьдесят третьем, в возрасте двадцати пяти лет. Исчез из списков личного состава через два года, внезапно, дезертировал. Вероятно, нанялся в качестве наемника в одну из многочисленных воюющих группировок во время гражданской войны в Ливане. Мелькнул на фото в новостях из Бейрута под Рождество в семьдесят шестом, на танке. Та война была настоящей кашей из иностранных и внутренних интересов. В ней были замешаны США, Израиль, Сирия, Иран и Ирак. Внутри страны конфликтовали сунниты, шииты, палестинцы, друзы и марониты. МУСТ не знает, на чьей стороне воевал Гундерсен. Поскольку он находился в розыске, его появления в Европе вызывали особый интерес. Судя по всему, он приезжал для вербовки новобранцев, и задокументировано около десятка его визитов в разные европейские города между семьдесят шестым и восемьдесят четвертым. Одним из первых был Стокгольм.
– Ого. В тысяча девятьсот семьдесят шестом?
– Гундерсен никогда не задерживался надолго в одном месте. О том, что он находился в Стокгольме, стало известно позже. Он провел там меньше недели в середине апреля в семьдесят шестом. Вильям Ларссон родился практически ровно через девять месяцев, в понедельник семнадцатого января.
– Черт возьми.
– Это по-прежнему ничего не доказывает, – сказала Блум. – И также нет никаких подтверждающих это фотографий. Но зато есть вот что.
