Вдруг одна мысль поразила Бергера, когда голос разума снова зазвучал у него в голове. Часовой механизм, должно быть, был запущен в строго определенный момент, так чтобы они не успели добежать. Значит, Вильям, вероятно, видел, как они подошли к поляне, и прикинул, сколько времени у них займет переход через болото. Наверняка он видел их благодаря камерам слежения, а потом вышел и запустил часовой механизм.
Вышел из дома. Он был здесь.
Вильям мог бы застрелить их в любой момент, пока они шли по болоту. В течение нескольких минут они были живыми мишенями. Но он этого не сделал. У него другие планы.
И, вероятно, они связаны с домом.
Блум подняла фонарик и кивнула Бергеру. Он достал свой и кивнул в ответ. Он увидел по ее взгляду, что ее посетили те же мысли, что и его.
Возврата нет. Они должны войти.
Они поднялись на террасу, присели на корточки у двери, спасаясь от возможной ловушки, ощупали дверь. Не заперта. Блум открыла ее.
Никаких ножей не вылетело, никакой коварный механизм не пытался обмануть их в этой еще более темной темноте за порогом. Оба фонарика зажглись.
Прихожая не очень походила на прихожую в доме в Мерсте; дома-близнецы все же не были клонами. Кухня прямо впереди, лестница в подвал слева, лестница вверх справа, больше ничего. Бергер и Блум оказались перед вынужденным выбором.
Бергер остался у ближайшей двери, наблюдая и за кухней, и за прихожей, а Блум прокралась в кухню. Бергер был совсем не рад, что она на мгновение исчезла из поля зрения, но она быстро вернулась и покачала головой.
Снова в прихожую. Только в этот момент они уловили запах. Постояв несколько секунд, попытались понять, что это. Прежде всего, запах был затхлый, в нем чувствовалось присутствие экскрементов и мочи. И Бергер, и Блум принюхивались, стараясь ощутить, витает ли в воздухе смерть.
Были ли признаки смерти?
На сколько разложившихся трупов им предстоит наткнуться в этом адском доме?
Как они ни принюхивались, различить запах смерти не удавалось. Слишком хорошо знакомый, сладковатый, отвратительный запах гниения зиял своим отсутствием.
Не то чтобы это что-то значило. Смерть все равно могла обнаружиться, спрятанная смерть, нейтрализованная смерть, стерилизованная смерть. Все в доме указывало на смерть.
Блум сделала глубокий вдох и махнула в сторону лестницы, ведущей в подвал.
Брать быка за рога.
Темнота поднималась снизу, как будто была материальна, густая и вязкая. Они осветили первые ступени, потом каменная лестница делала поворот и исчезала из поля зрения. Кто-то должен пойти первым.
Бергер снял с предохранителя свой Glock и вышел вперед. Блум прикрывала его сзади, насколько это было возможно на тесной подвальной лестнице. Пылинки лениво кружились в конусах света, безразличные к окружающему их аду. Ни звука. Запах становился сильнее, более затхлым, более противным.
Моча и кал.
Бергер свернул за угол. Там находилась закрытая дверь. Они с Блум подошли к ней. Бергер положил руку на ручку и услышал, как тяжело он дышит. Хрипит, как умирающий. Он нажал на ручку двери. Дверь отворилась.
Они оказались в очень маленькой комнатке с еще двумя удивительно низкими дверями. Блум могла стоять в комнате прямо, Бергер нет. На полу лежал пустой матрас со скомканным одеялом. В одном из углов стояло ведро, накрытое крышкой. Когда они приблизились к ведру, вонь стала еще сильнее.
Моча и кал.
Блум и Бергер остановились и осмотрелись. Место, где они находились, было тюремной камерой. Здесь, несомненно, лежала Эллен Савингер. В самом грязном аду.
Бергер увидел, как Блум, сделав глубокий вдох, приблизилась к одной из двух дальних дверей. Она бросила взгляд на него и открыла ее. Бергер, пригнувшись, двинулся вперед, прикрывая Блум, вошедшую внутрь. Ее фонарик осветил следующую комнату.
Зрелище в целом было то же самое: потрепанный матрас с одеялом, ведро под крышкой, никакой лампы на потолке, зато еще две низкие двери в другом конце комнатенки.
Бергер увидел удивление, написанное на лице Блум, и предположил, что на его лице написано оно же. Все было очень странно.
Они снова выбрали одну из дверей и вошли в еще одну крошечную тюремную камеру, в принципе не отличающуюся от предыдущих. И в ней тоже было пусто.
Становилось все очевиднее, что они опять опоздали. Ни Вильяма Ларссона, ни Эллен Савингер там не было. Вильяму еще раз удалось улизнуть.
Они довольно долго обходили подвал, ища выход. Раз за разом, заблудившись, они попадали в исходную точку. Постоянно появлялись новые двери. Они сознательно стали оставлять все двери, в которые заходили, открытыми.
Наконец, все двери были открыты. Они прошли через всю необычную систему камер и дверей. В конце концов они уже больше не могли молчать. Бергер сказал:
– Что это, черт возьми, такое? Он ее перемещал? Семь гнусных маленьких камер. По одной на каждый день недели?
Блум покачала головой. Потом пошла туда, где, вероятно, был выход. После пары неудачных попыток они нашли правильную дорогу и снова оказались на ведущей в подвал лестнице. Блум пригнулась и переключила фонарик на максимальную яркость. Мощный сноп света выхватил из темноты ближайшую камеру и дальше, через следующую дверь, насколько хватало взгляда.
Бергеру пришло на ум слово в тот момент, когда Блум его уже произносила:
– Это лабиринт.
– Точь-в-точь как в Мерсте, – хрипло согласился Бергер. – Там тоже были клетки. Семь чертовых клеток.
– Не по количеству дней недели, – ответила Блум, во взгляде которой светилось озарение. – Семь – это не дни недели, это количество похищенных девочек.
Они посмотрели друг на друга. Кровь из ранок на ее лице смешивалась с водой, стекавшей у нее с волос. Их белые как мел лица напоминали два плачущих глаза.
– У каждой была своя клетка, – сказал Бергер. – Прежде чем он их убивал, каждая сидела в собственной комнате.
– Он их не убил, – возразила Блум голосом, которого Бергер не узнал. – Он держит их живыми, некоторых по несколько лет. Он накачивает их сильным успокоительным средством, запрещенным на Западе, в течение очень долгого времени. Он их коллекционирует.
Бергер уставился на нее. У нее по лицу уже текла не только вода, но и слезы.
Он впервые видел, как Молли Блум плачет.
Интересно, доведется ли увидеть это еще раз.
Он закрыл глаза. Мир вдруг стал другим. Внезапно от них начало зависеть намного больше. От Сэма Бергера и Молли Блум.
Они держали в своих руках семь жизней.
Они метнулись наверх, выбежали в прихожую, увидели безумный свет прожекторов, льющийся через открытую входную дверь. Снова можно было дышать. Они держались друг за друга, вцепившись друг другу в плечи. Почти обнимались.
