Три длинных письма, посланные Дебюсси своему благодетелю осенью 1892-го и в феврале 1893 года, представляют большой интерес еще и потому, что в них содержится некий манифест относительно его творчества и выбранной им эстетической концепции. Он делится своими взглядами на искусство и выказывает презрение к посредственности в музыкальном мире, которая, по его мнению, роняет музыку. Возмущаясь успехом «Жизни поэта» Гюстава Шарпантье
[65], он заявляет:
«И все эти мелкие снобы из боязни прослыть круглыми дураками так громогласно кричат на всех углах о шедевре, что это вызывает удушье! Однако, черт побери, где Музыка! Сон, над которым приподнимают завесу тайны! Это даже не выражение чувства, а само чувство! А эти снобы хотели бы, чтобы музыка служила бы подспорьем для рассказа пошлых анекдотов!» (Из письма Андрею Понятовскому, февраль 1893 года.)
Дебюсси испытывает искренние чувства во время музыкальных концертов в церкви Сен-Жерве, которые также постоянно посещает Малларме. Еще в Риме Клод открыл для себя и оценил по достоинству церковную музыку, а теперь смог вновь ею насладиться благодаря концертам, организованным аббатом де Бюсси. В письмах Понятовскому композитор с восхищением отзывается об услышанной им старинной музыке, которая соответствует его эстетическим идеалам. Для него Музыка (он пишет это слово с большой буквы) является его религией, его святым делом:
«Пели мессу Палестрины. Изумительно и прекрасно. Эта музыка, которая, однако, исполняется в классическом стиле и кажется исключительно чистой, воздействует эмоционально на слушателей (как это происходило в далекие времена) не посредством громких звуков, а благодаря мелодическим арабескам. В некотором роде они накладываются друг на друга, создавая уникальную музыку, мелодические гармонии…
Естественно, что музыкантов среди слушателей было совсем немного. Возможно, они подумали, что их присутствие будет неуместным, а может быть, прониклись отвращением к своим мелким жизненным заботам и устремлениям, а возможно, и к низкому ремеслу, которым занимаются»…
Дебюсси необходимо было иметь возможность идти своим путем в искусстве. В этом ему помогали щедрые меломаны или же известные музыканты. В их число входили Этьен Дюпен, семья Петер, Эрнест Шоссон, Андрей Понятовский. Были еще многие друзья, к которым он обращался с просьбой одолжить ему денег. Не следует забывать и издателей Жоржа Гартмана, а затем Жака Дюрана. Порой ему нужны были деньги на покупку какого-либо предмета искусства или книги, приобрести которую он мечтал, поскольку любовь к роскоши не покидала его. Он «обожал все, что было прекрасно, — свидетельствует Мишель Ворм де Ромили, одна из его учениц. — Ему нравился антиквариат. Он часто заглядывал в лавку, торговавшую предметами старины, которая располагалась поблизости от нашего дома на улице Виктора Гюго. Он оставлял у владельца магазина в качестве предоплаты все вырученные за уроки деньги (к отчаянию его жены, с тревогой ожидавшей возвращения мужа, чтобы оплатить обед!)». Иногда он просил взаймы по более прозаической причине. «Мне очень стыдно в этом признаться, но я просто умираю с голоду», — обращался он в письме к одному из своих друзей с просьбой одолжить ему 20 франков.
Эрик Сати, который нуждался не меньше, чем Клод, был весьма близок к истине, когда писал: «Жизнь без гроша в кармане была для него нелегкой. Еще более тяжелой она представлялась ему из-за того, что он не был ни циником, ни анахоретом. Каким-то чудом он ухитрялся писать музыку и продолжать работать над своими произведениями. Можно только удивляться тому, как это ему удавалось».
Даже если Дебюсси шел по избранному пути, не предавая своих идей, иногда он все же падал духом. Случалось так, что он с трудом писал музыку, поскольку к нему не приходило творческое вдохновение. Вдобавок ко всему композитор испытывал денежные затруднения, которые будут отравлять ему существование до конца его дней, в то время как он мечтал о жизни творческой личности и эстета, освобожденного от житейских и финансовых забот. Вот что писал он Роберу Годе 30 января 1892 года, рассказывая о моментах, когда его охватывала тоска: «Порой невыносимо чувствовать себя изгнанником в городе, где никто тебя не ждет, где ты обречен влачить жалкое существование».
В 1892 году Дебюсси вдруг решил какое-то время пожить в Лондоне, где его друг Робер Годе работал корреспондентом ежедневной газеты «Ле темп». Не имея возможности осуществить задуманное, он увлекся англосаксонской живописью и литературой, в том числе Россетти, стихи которого он уже переложил на музыку, Эдгара По — американца, покорившего Францию благодаря Бодлеру. Дебюсси всю жизнь восхищался им. Ему нравился Шекспир, в частности, его любимыми литературными героями были Гамлет и Розалинда из комедии «Как вам это понравится». К этому списку можно добавить Тёрнера и Уистлера
[66]. Они оказали на Дебюсси такое же влияние, как некоторые французские художники-импрессионисты.
В 1890–1891 годах Дебюсси расширяет круг своих знакомств, становясь завсегдатаем мест, где собираются писатели и художники. Он посещает таверну под названием «Остен бар», располагавшуюся в доме 24 по Амстердамской улице по соседству с вокзалом Сен-Лазар. В конце века это был самый большой квартал, где жили литераторы. Таверна (отель в наши дни) привлекала посетителей чисто английской атмосферой и интерьером. Здесь часто бывали Бодлер и Гюисманс
[67], автор романа «Наоборот». В этой таверне Дебюсси познакомился с генералом Ридом, шотландским атташе. Рид заказал композитору, как мы уже знаем, марш. Дебюсси не говорил по-английски, роль переводчика исполнял живший в соседнем доме Альфонс Алле
[68].
«Дебюсси познакомился с шотландским генералом, который предложил ему через переводчика сочинить музыку на типичную мелодию его родного края — марш графства Росс. Они быстро ударили по рукам. Совершив ряд жертвоприношений на “местный алтарь”, а именно после множества пропущенных рюмок, они распрощались в полном восторге друг от друга. Был ли генерал в таком же восторге от работы музыканта? История об этом умалчивает. Можно лишь предположить, что результат превзошел его ожидания», — вспоминал Робер Годе.
По свидетельству того же Робера Годе, именно в таверне «Остен бар» Дебюсси познакомился в 1891 году с Камиллой Клодель
[69]. Ничто не предвещало, что между ними может возникнуть крепкая дружба. Камилла Клодель «ненавидит музыку, о чем открыто говорит», — поделился своими впечатлениями Жюль Ренар после званого обеда в доме Клодель. Что же касается Дебюсси, то он был неравнодушен к изящным искусствам. Однако скульптура еще не вошла в круг его интересов. Знакомство с Камиллой Клодель помогло композитору сформировать художественный вкус и в этой области. Дебюсси обожал скульптурный портрет маленькой девочки, как одно из милых напоминаний о прошлом. Автор, воплощавший свои впечатления в мраморе, изобразил лицо ребенка, который не знает, что произойдет с ним в будущем. Камилла Клодель была младше Дебюсси на два года. Как и он, молодая женщина выбрала свой путь в искусстве. Не признавая авторитета Академии изящных искусств, она стала ученицей, а затем и спутницей жизни Родена. Согласно свидетельству Эдмона де Гонкура, который впервые увидел Камиллу Клодель на обеде у Доде, она имела «удивительную внешность, красивые, можно сказать, необыкновенные глаза. Она говорила, по-крестьянски растягивая слова». О том, что связывало композитора с Камиллой Клодель, существует единственное и довольно неубедительное свидетельство Годе: «Камилла Клодель не относилась к нему с недоверием. Скорее, он вызывал у нее любопытство, которое только возрастало с каждым днем. Наконец, однажды мне пришлось наблюдать, как она слушала его музыку с самым отрешенным видом, но в этом не было ни тени покорного смирения. Когда пианист, встав из-за фортепиано, начал разминать окоченевшие от холода пальцы, все услышали, что она произнесла, провожая его к камину: “Без комментариев, господин Дебюсси”». Из этого короткого рассказа невозможно сделать вывод, что между молодыми людьми существовали близкие отношения. Однако на его основании некоторые биографы, а затем и кинематографисты, такие, например, как Бруно Нюиттен с его фильмом «Камилла Клодель»
[70], сделали из них любовников. И довольно расплывчатый текст письма Дебюсси от 12 февраля 1891 года, адресованного его другу Годе, интерпретируется как сообщение о будущем разрыве с Камиллой:
