Эрнест Шоссон прекрасно знал, каким замкнутым характером обладает его друг, и, учитывая это обстоятельство, всегда с большим тактом помогал Дебюсси. Так, Эрнест Шоссон представил музыканта своей теще, госпоже Эскудье, которая согласилась организовать у себя в доме (улица Монсо, 77) серию концертов-лекций, во время которых Дебюсси должен был играть на рояле отрывки из опер Вагнера, а затем давать пояснения присутствующим, преимущественно светским дамам. Первый такой концерт-лекция состоялся во второй половине дня 3 февраля 1894 года и был посвящен опере «Парсифаль». «Все прошло самым наилучшим образом. Он играл и пел с огромным воодушевлением! Короче говоря, наш доблестный друг Дебюсси занимается этим делом с таким же видом, как другие несут чемодан, чтобы заработать чаевые. И все же я считаю, что он не может не радоваться при мысли о том, что Мария соберет для него примерно тысячу франков», — писал Анри Лёроль Эрнесту Шоссону. Молодой семнадцатилетний композитор Гюстав Самазейль присутствовал на нескольких подобных концертах:
«Я не упускаю случая, чтобы отправиться туда всякий раз, когда мне предоставляется такая возможность. Фортуна была ко мне благосклонна, поскольку позволила мне прослушать, помимо второго акта “Гибели богов” Вагнера, исполненного с необычайной страстью, последние акты “Тристана и Изольды” и “Парсифаля”. Голосовое звучание было необычайно насыщенным, с приглушенными раскатами, что производило удивительный эффект, с глубоким, уникальным, неподражаемым звучанием инструмента, о чем я еще долго буду помнить!»
Каждый двухчасовой сеанс такой игры должен был приносить Дебюсси огромную по тем временам сумму в тысячу франков, не считая денег, которые композитор выручал за продажу прав на свои произведения.
Можно, наверное, утверждать, что постоянно нуждавшийся в деньгах Дебюсси быть заинтересован в дружбе с Шоссоном и, хотя сам он это отрицал, никогда не стеснялся просить у друга помощи и денег. Между тем было бы преувеличением считать Дебюсси подхалимом, поскольку его отношения с Шоссоном основывались не только на финансовой выгоде. Следует признать, что Дебюсси был никудышным дипломатом. К тому же, будучи скрытным и замкнутым человеком, он не смог бы написать такое количество искренних писем, если бы пытался что-нибудь скрыть от друга. Помимо всего прочего, Шоссон сам предугадывал просьбы Дебюсси: зная не понаслышке о материальных трудностях своего друга, он говорил о них, ничуть не смущаясь, чтобы Клод мог посвятить всего себя сочинению музыки. Дебюсси видел в Шоссоне старшего брата, который помог ему ближе познакомиться с русской музыкой. Шоссон, в свою очередь, разделял вкусы друга даже в случаях, если ничего не понимал в сочиненном им произведении. При всех эстетических разногласиях в отношении музыки друзей объединяло стремление к совершенству. Гюстав Самазейль отмечал: «Различие в темпераменте должно было бы удержать их от решения выбрать общее направление в искусстве. Однако такие факторы, как совпадение чувств, презрение к внешним эффектам, уважение к литературным источникам, а также понимание назначения искусства, не могли не сблизить друзей и не сделать их братьями по духу». Упорство, с которым работал над музыкой Шоссон, Дебюсси взял за образец, когда начал сочинять оперу «Пеллеас и Мелизанда». Несомненно, композитор не догадывался, что его музыкальное произведение увидит свет театральной рампы лишь десятилетие спустя.
«Вот и пробил час, когда мне исполнился тридцать один год! Я еще не совсем уверен в моих эстетических взглядах. Существуют вещи, которых я еще не умею делать! Сочинить, например, музыкальный шедевр. Затем, помимо всего прочего, быть предельно серьезным, поскольку у меня есть недостаток: я слишком много мечтаю. Я возвращаюсь с небес на землю лишь в тот момент, когда реальность становится по-настоящему невыносимой», — писал Дебюсси Эрнесту Шоссону 3 сентября 1893 года.
На правах старшего по возрасту Эрнест дает Клоду весьма мудрый совет в ответном письме:
«Быть уверенным в своих эстетических взглядах? Черт возьми, да это почти невозможно! Вы сетуете на то, что не совсем определились в ваших взглядах к тридцати одному году. Что я могу вам сказать? Мне уже далеко не тридцать один год, но меня постоянно терзают сомнения, и я испытываю неуверенность, пребывая в вечных поисках, тревогах и волнениях. Думаю, что вам, напротив, хорошо известна цель, к которой вы стремитесь. Вовсе не обязательно, чтобы вам нравилось то, что мне по душе. И наоборот. Вы сам себе главный судья. Отречься от взглядов, которых вы придерживались ранее, не понимая до конца почему (потому что однажды они вам чем-то понравились или же были навязаны людьми, которых вы любите или которыми восхищаетесь). Хотя они не свойственны вашему внутреннему миру, расстаться с ними будет весьма трудным делом».
Сын предпринимателя, Эрнест Шоссон был далеко не бедным человеком. Он жил в роскошном особняке на улице Кур-сель, где принимал художников Ренуара, Мане, Дега и скульптора Родена. К тому же Шоссон коллекционировал произведения искусства. У него часто бывали многие известные музыканты, например Алексис Шабрие, Сезар Франк, Габриэль Форе, Эрик Сати, Венсан д’Энди, а также писатели Анри де Ренье, Андре Жид, Камиль Моклер, Колетт
[75] и ее супруг Вилли (Анри Готье-Виллар). Вот как описывал Моклер внутреннее убранство дома Шоссона:
«Его дом был образцом изысканного вкуса. Анри Лёроль украсил интерьер своими художественными работами с пронзительно-поэтичными изображениями девушек на фоне деревьев. Это был настоящий музей, где картины Одилона Редона и Дега соседствовали с полотнами Бенара, Пюви де Шаванна и Каррьера
[76]. И Эрнест Шоссон жил в этом доме с высокими зашторенными окнами, обставленном стильной мебелью, с фортепиано, полками, заставленными партитурами и книгами. За обеденным столом помимо его обширного семейства всякий раз собирались дети разного возраста, девушки, а также присутствовали интеллектуалы, знакомые с его творчеством и обладавшие изысканным вкусом. Что же касается друзей, то они часто проводили вечера в особняке на улице Курсель. Это были выдающиеся деятели культуры нашего времени».
Благодаря дружбе с гостеприимным и щедрым Шоссоном Дебюсси получил полное представление о той жизни, о которой мечтал и которая соответствовала его вкусам и привычкам. Однако такая жизнь была ему, увы, не по средствам. Можно предположить, что именно в этот период Дебюсси расширил и углубил свои знания в области изящных искусств, научился разбираться в живописи. Он искренне восхищался работами Дега, Джеймса Уистлера, Тёрнера, а также норвежца Фрица Таулова
[77]. «Я люблю живопись так же, как музыку», — утверждал Дебюсси в письме Эдгару Варезу от 12 февраля 1911 года. Когда композитор рассказывал о своем творчестве, то охотно употреблял принятые в живописи термины. Например, это нашло отражение в названии его музыкальных произведений, в частности пьес для фортепиано «Образы», «Арабески», «Эстампы». Дебюсси водил дружбу с художниками потому, что большинство его произведений — это картины, на которых такие природные явления, как солнечный свет, облака, ветер, дождь, движение морских волн, изображены в виде звуков, аккордов, мелодий. Это было необходимо для того, чтобы воплотить в музыке чувства и ощущения композитора. Таким образом, Шоссон в какой-то степени был идеалом, к которому стремился Дебюсси, что еще больше скрепляло их дружбу. Из письма Дебюсси Эрнесту Шоссону от 7 мая 1893 года:
