«Хорошо, когда можно говорить обо всем и на разные темы, поскольку даже в дружбе часто ощущается некое болезненное отчуждение. Это напоминает людей, имеющих прекрасный сад и окружающих его забором из железных остроконечных прутьев. Да здравствуют те, кто широко распахивает перед нами двери. Вы мне ответите, что есть такие сады, где нет необходимости рвать цветы и выходить за ограду. Мне хочется признаться, что я всей душой люблю вас. Ваше участие в моей жизни — самое дорогое, что у меня есть! Мне трудно выразить словами все мои чувства».
На протяжении всей жизни Дебюсси испытывал потребность изливать кому-то душу. Можно с полным правом утверждать, что в 1893–1894 годах именно Эрнесту Шоссону была отведена роль доверенного лица. Ему приходилось выслушивать откровения Дебюсси, касавшиеся не только его творческих поисков и сомнений, но и неудач в личной жизни на протяжении весны и лета 1893 года.
В конце мая 1893 года Дебюсси отправился в Лузанси, находящийся в департаменте Сена и Марна, чтобы провести время в семье Шоссона. Там оба музыканта познакомились с произведениями Модеста Петровича Мусоргского, в частности с оперой «Борис Годунов». «Многими часами и даже целыми вечерами Дебюсси, не зная усталости, проводил за фортепиано, приобщая нас к этому потрясающему произведению, которое впоследствии вызовет большой резонанс», — вспоминал Раймон Бонер. Общение с Шоссоном, семейством Лёроль и Раймоном Бонером, возможно, напомнило Дебюсси счастливые дни в семействе Ванье. По возвращении в Париж музыкант не скрывал, каким благотворным было для него время, проведенное в Лузанси:
«Ах! Это воскресенье! Дорогой друг, увы, это воскресенье без вас и той божественной атмосферы, которую вы создаете вокруг себя и в которой так легко дышится, безрадостно. Если раньше я вас сильно любил, то эти несколько дней, проведенные рядом с вами, навсегда сделали меня вашим самым преданным другом. Короче, я даже не пытаюсь передать словами переполняющие меня эмоции, поскольку это будет такая лирика, которая может заставить вас усомниться в моей искренности!
Представьте себе, что даже мои глаза не хотят вновь привыкать к Парижу. Перед ними постоянно возникает некий белый дом. С какой радостью они смотрели на него! Усладой для моих глаз было множество прекрасных вещей. Вчера вечером, поедая черешню, которую я привез от вас, мне пришлось стараться изо всех сил, чтобы не заплакать. Как это было здорово и прекрасно приобщиться к вашей жизни и в какой-то степени стать членом вашей семьи! Возможно, я слишком далеко зашел и мое расположение к вам вы посчитаете слишком навязчивым? Мне так хочется понравиться вам, что я часто ловлю себя на мысли о каких-то совершенно безумных вещах» (из письма Дебюсси Эрнесту Шоссону от 4 июня 1893 года).
В ответном письме Эрнест Шоссон с таким же пылом признается Дебюсси в самых дружеских чувствах. Между двумя музыкантами установилось истинное взаимопонимание. Они были далеки от материальных соображений. Искренняя радость Дебюсси по поводу обретения настоящей семьи созвучна тем чувствам, которые испытывал Шоссон. Благодаря дружбе с Дебюсси он забыл о своей привычной меланхолии. Молодой друг был готов поделиться с ним своей бьющей через край энергией и энтузиазмом:
«Какая досада, что вас нет больше здесь! Впрочем, это единственный упрек, который я могу вам адресовать. Я так привык видеть вас! Здесь и сейчас.
Ворота, ведущие во двор дома, напрасно остаются распахнутыми. Все вокруг изменилось. Не звучит больше русская музыка, прекратились лодочные прогулки, не разыгрываются партии в бильярд…
Печально и медленно тянется время. Тогда как было бы совсем неплохо и весело поиграть в мяч! К счастью, все может вернуться на круги своя. Говорят о том, что здесь скоро соорудят карусели, тир и будут организовываться изысканные развлечения. А вас не будет!
По правде говоря, я и сам на себя удивляюсь. Играть в мяч, кататься на карусели!!! Сколько же мне лет? Я не люблю думать об этом. И все же мне кажется, что этим летом я окунулся в детство. На какой-то момент. Поскольку все уже закончилось. Я снова взялся за работу, и в мою голову приходят одна за другой невеселые мысли. Это вполне нормальное состояние для меня. И все же с вами мне было намного лучше.
Мы позволили себе некое отступление от правил, почувствовали себя мальчишками. А теперь все кончилось. К счастью, не исчезла духовная близость, которая возникла между нами. Ваши слова, высказанные в мой адрес, растопили мое сердце. Я тронут до слез. Я уверен, что вы — один из тех людей, а может быть, и единственный человек, которому я могу открыть душу. Я чувствую, что с вами мне нечего опасаться и я могу оставаться самим собой. Даже в случае, если вы увидите меня не с лучшей стороны. В этом и состоит притягательность и уникальность настоящей дружбы. Знайте, что вы можете полностью рассчитывать на меня».
Из общения с Шоссоном, из их совместных попыток вернуться в детство Дебюсси сделал философский вывод, которому будет следовать до конца своих дней, в частности, когда будет сочинять музыку к балету «Ящик с игрушками»: вернуть детство — это хотя бы на время освободиться от ограничений и условностей, какими наполнена жизнь взрослых людей:
«Дорогой друг, словами не передать, насколько ваше письмо сделало меня счастливым! У меня на душе потеплело от того, что у меня с вами одни и те же взгляды на жизнь. Не следует корить себя за излишнее “ребячество”, поскольку на свете много людей, не желающих казаться такими, какими они есть, из боязни, что их неправильно поймут. Вместо того чтобы быть как все, эти идущие по проторенному пути люди, хотя среди них и встречаются вполне достойные личности, которые, однако, не спешат расширять свой кругозор для получения новых впечатлений, мы с вами будем веселиться от души, чтобы забыть эту “каторгу”, называемую жизнью. Впрочем, иногда мы будем грустить, что неплохо, ибо способность воспринимать внешнюю среду во всем ее многообразии только обогащает наш внутренний мир» (из письма Дебюсси Эрнесту Шоссону от 5 июня 1893 года).
Приступивший уже к работе над оперой «Пеллеас и Мелизанда» Дебюсси заканчивает летом 1893 года «Квартет для двух скрипок, альта и виолончели», права на который продает 24 октября издательскому дому Дюрана за 250 франков. Партитура этого квартета будет опубликована лишь в июне 1894 года. «И у них хватило совести признать, что они мне не дали той суммы, которая соответствовала бы работе, проделанной над этим произведением», — написал Дебюсси Шоссону, рассказывая другу об этих «варварах с площади Мадлен» (на этой площади располагалось издательство Дюрана). По мнению Жака Дюрана, «варвары» пытались продвинуть на музыкальный рынок еще совсем сырое, не готовое для публикации произведение, как это часто бывало у Дебюсси: «Мы с отцом считали своим долгом рекомендовать этот квартет всем музыкантам, способным его сыграть… Однако все наши хлопоты оказались напрасными. Не нашлось никого, кто изъявил бы желание играть музыку, которую признали непригодной для исполнения». С самого начала это произведение посвящалось Шоссону, который так и называл его — «мой квартет» еще задолго до того, как работа над ним была закончена. Тем не менее при прослушивании квартета Шоссон не смог удержаться от критических замечаний. Дебюсси, расстроившись, решил посвятить это сочинение известному бельгийскому квартету под руководством Эжена Изаи
[78]. Но и этот замысел оказался неосуществленным: друзья поссорились из-за Терезы Роже. Впервые «Квартет для двух скрипок, альта и виолончели» был исполнен 29 декабря 1893 года на концерте Национального музыкального общества. Во второй раз этот бельгийский музыкальный коллектив сыграл квартет Дебюсси 1 марта 1894 года в Брюсселе на концерте авангардной музыки творческого объединения «Свободная эстетика».
