В самом деле, чтобы улучшить свое материальное положение и сократить лишние расходы, Дебюсси дает уроки музыки. Однако в отличие от своего кумира Шопена, который был весьма востребован в качестве преподавателя, Дебюсси не пользовался популярностью среди потенциальных заказчиков. К его услугам они обращались весьма редко, о чем он жаловался друзьям и попутно злословил о своих учениках.
«Курицы, которым я даю уроки музыки по четвергам, не желают переносить занятия на другой день из-за светских и полностью абсурдных соображений», — писал он Рене Петеру в марте, принося извинения за то, что не сможет пойти с ним в театр.
Насколько Дебюсси «был восхитительным руководителем хора, обладавшим ангельским терпением», настолько в качестве преподавателя музыки был лишен педагогических способностей. Вот что писал об этом ученик Дебюсси и участник хора Мишель Ворм де Ромили:
«Во время уроков музыки Дебюсси никогда не вдавался в подробности исполнения: постановка пальцев рук при игре на пианино не существовала для него. Он вел себя как дирижер оркестра, приговаривая: “Выпутывайтесь, как знаете, но старайтесь не фальшивить и играть хорошо”. И он часто добавлял, что отнюдь не прибавляло мне бодрости духа: “Впрочем, мне нравится давать уроки игры на фортепиано только тем людям, которые играют лучше, чем я”. <…>
Он познакомил меня с музыкальным творчеством “Могучей кучки”, в то время еще совсем неизвестной в Париже. Мы заказали у Беляева в Москве все произведения Мусоргского, Римского-Корсакова, Балакирева, Бородина и Глазунова. Мы с таким энтузиазмом играли их в четыре руки, что стирали себе ногти. Мне доставалось больше всего, поскольку у Дебюсси были ногти особой формы: они скорее походили на когти. Я не мог понять, как с такими загнутыми внутрь ногтями ему удается воспроизводить столь нежные и чарующие звуки. <…>
“Баркарола” Шопена была одним из его любимых музыкальных произведений. Из-за нее у нас разыгрывались весьма бурные сцены. Я довольно плохо играл Шопена, в особенности же невзлюбил “Баркаролу”, после того как Дебюсси заставил меня повторить ее множество раз.
Надо было видеть, как он объяснял это музыкальное произведение: не вдаваясь в подробности, сосредоточив внимание лишь на общей манере исполнения. Когда мы подходили к тому пассажу, где мелодия должна быть особенно звучной и исполняться левой рукой, Дебюсси начинал напевать, тяжело дыша. Можно было подумать, что он толкает в море гондолу. И этот его благой порыв заканчивался ничем в обстановке всеобщего отчаяния из-за моей неуклюжей игры».
Осенью 1898 года Дебюсси, все так же страдавший от приступов невралгии, принялся за оркестровку «Ноктюрнов», начатую годом ранее. На протяжении первых месяцев 1899 года почти в каждом письме он обещал своему издателю в самом ближайшем будущем представить законченную работу… И каждый раз откладывал ее окончание на неопределенный срок.
Как с ним часто случалось, когда у него внезапно возникала та или иная идея нового произведения, путь от замысла до претворения в жизнь был весьма долгим. Согласно свидетельству Поля Пужо, адвоката и большого поклонника творчества Дебюсси, проект «Облаков», первого произведения из цикла «Ноктюрны», возник у композитора при следующих обстоятельствах:
«Это произошло ночью на мосту Сольферино
[93]. Стояла полная тишина. Я облокотился на перила моста. Поверхность воды была совершенно гладкой, и Сена напоминала потемневшее от времени зеркало. При отсутствии луны по небу медленно проплывали облака, не слишком тяжелые, не слишком легкие: обыкновенные облака. И всё».
Несколько недель спустя, работая над черновым вариантом этого произведения, Дебюсси в письме Жоржу Гартману от 3 апреля 1899 года заявил: «Признаюсь, что по сравнению с двумя последующими ноктюрнами первый был слишком прост и банален. Я уже не помню, сколько раз мне пришлось его переписывать». Ноктюрн «Облака» был завершен лишь много месяцев спустя.
В декабре 1899 года композитор переехал с улицы Гюстава Доре в двухкомнатную квартиру на шестом этаже в доме 58 по улице Кардине. Это здание сохранилось до наших дней, на нем есть мемориальная доска. Теперь Дебюсси жил совсем рядом с Пьером Луисом, который обитал в доме 147 на бульваре Малешерб. Дебюсси сам вел домашнее хозяйство, поскольку Габи ушла от него. Устав приносить себя в жертву, быть женой бедного художника, измучившись от его измен, она променяла музыканта на банкира, графа де Бальбьяни, который снял для нее квартиру на улице Ньель. Верный своим привычкам, Дебюсси поспешил украсить свое новое жилище произведениями искусства, невзирая на более прозаические нужды. Теперь он жил, по словам Луиса, в «конуре, обставленной в стиле ар-нуво».
«Если Клоду вдруг нравилась какая-либо вещь и он не мог приобрести ее по причине баснословной, как ему казалось, цены, он чувствовал себя так, словно в его сердце вонзили отравленное лезвие ятагана. Самое грустное заключалось в том, что это чувство охватывало его вновь и вновь на каждой улице. Это чувство захватывало его полностью, как искусство и музыка, потому что это была та же одержимость красотой. Я наблюдал, как он страдает по танагрской статуэтке, по редкой книге или эстампу. Он тратил силы на поиск мелкого заработка, например уроков музыки. Он забрасывал свои музыкальные проекты. Он шел даже на то, чтобы продавать по дешевке одну из своих книг, которая ему в свое время очень понравилась, но теперь нравилась меньше, чем та, которую он только что увидел и несколько секунд подержал в руках. Он отказывал себе в ужинах или почти не ел, несмотря на то, что любил изысканные блюда и хорошую кухню. И все это вплоть до того дня, когда ему удавалось перехватить какой-нибудь аванс. И тогда свершалось чудо. Национальный праздник в его небоскребе. В канделябрах горели свечи, звучала веселая музыка, словно ее играли маленькие уличные оркестры», — вспоминал Рене Петер.
В апреле 1899 года музыкант снова обратился к Гартману с просьбой одолжить ему 200 франков, чтобы заплатить за квартиру. Он подкрепил свою просьбу обещанием в скором времени передать издателю партитуру. Несмотря на то что Дебюсси постоянно не выполнял своих обещаний, той весной он довольно усердно трудился над своими сочинениями. После ухода Габи он залечивал душевные раны в обществе молодой женщины по имени Лили Тексье. Они переживали бурный и на первых порах безоблачный любовный роман. Их отношения еще не успели испортиться из-за материальных проблем, которые разрушили жизнь Дебюсси с Габи. Лили жила в доме 12 по Бернской улице и не испытывала финансовых трудностей. Однако с социальной, интеллектуальной и даже с физической стороны Мари Розали Тексье мало чем отличалась от своей подруги Габриэль Дюпон. Она родилась в 1872 году в Шалонсюр-Сон. Ее отец, железнодорожный служащий, был родом из Бургундии, а мать — из Ниццы.
Когда Дебюсси познакомился с Лили, она работала манекенщицей в доме моды Сары Мейер. «Невероятно восхитительная блондинка, красивая, как фея из сказки. К прочим ее достоинствам следует отнести то, что в ней нет ничего от “стиля модерн”. Она любит музыку не по рекомендации Вилли, а потому, что она ей нравится. В ее любимой песне речь идет о юном гренадере-пехотинце с румянцем на щеках, носящим головной убор, сдвинув его на ухо, как старый вояка», — писал о своей возлюбленной Дебюсси Роберу Годе 5 января 1900 года.
