«Я уже немолод, и мне необходимо окончательно определиться в этой жизни. Если до сей поры я не сделал этого, то только потому, что не встретил никого, кого бы полюбил всей душой и кому бы поверил…
Теперь я меньше всего хочу, чтобы ты продолжала работать. У меня есть твердое намерение как можно быстрее вырвать тебя из среды, в которой ты находишься. Любовь к тебе не может и не хочет довольствоваться короткими встречами ради удовольствия. Я хочу целиком и полностью посвятить тебе свою жизнь. Я постараюсь сделать тебя счастливой, и моя нежная забота и преданность будут окружать тебя не только каждый день, но и каждую минуту.
В настоящий момент я зарабатываю себе на жизнь, но не более того. Делая тебе предложение разделить со мной твою жизнь, я не могу обещать тебе золотые горы! Если ты меня любишь, тебе придется потерпеть несколько месяцев относительно стесненные финансовые обстоятельства…
В жизни есть вещь такая же важная, как хлеб, но ее невозможно купить за деньги! Она называется счастьем! Счастье бывает полным лишь в случае, если материальная сторона жизни не превалирует над другой…
Я должен добавить несколько слов к тому, что сказал относительно “нескольких месяцев жизни в стесненных финансовых обстоятельствах”. У меня есть твердая уверенность в том, что “Пеллеаса и Мелизанду” поставят на сцене этой зимой. И тогда мое финансовое положение заметно улучшится начиная уже с сентября».
В этом письме Дебюсси проявил слишком большой оптимизм относительно улучшения своего материального положения. Он все еще верил, что Альбер Карре в грядущем театральном сезоне непременно поставит его оперу. Композитор очень рассчитывал на эту постановку, которая восстановила бы его пошатнувшуюся репутацию и уладила бы финансовые проблемы. В начале июля его ждало горькое разочарование. «Господин Карре оказался человеком почти бессердечным. Он не захотел взять под опеку двух моих прелестных детей. Их будущее начинает меня по-настоящему беспокоить. Совсем скоро я не смогу их кормить…» — писал Дебюсси Жоржу Гартману 3 июля 1899 года. Лили все еще раздумывала над его предложением и тянула с ответом. На протяжении целого месяца Дебюсси забрасывал ее письмами. Они были наполнены наивными признаниями вперемешку с высокими чувствами. Влюбленный композитор всеми правдами и неправдами старался уговорить молодую женщину выйти за него замуж:
«Видимо, я напрасно призывал себя к терпению. Есть во мне нечто такое, что заставляет взывать к тебе, как заблудившегося в лесу ребенка… Мои губы помнят вкус твоих губ. Они хранят память о твоем поцелуе, горячем, как огонь, нежном, как цветок… Я готов искусать их в кровь, чтобы испытать блаженство неудовлетворенного желания… Твои глаза далеко от меня, и я ощущаю себя слепым или маленьким корабликом, потерявшим паруса. Эти две картины вызывают во мне безутешную печаль.
Часы, проведенные без тебя, — это время тоски, умноженное на 100! Представь себе голодного мужчину, разбивающего витрины, чтобы украсть кусок хлеба. Потребность жить для другого человека — самая прекрасная вещь в этом мире». (Письмо Дебюсси Лили Тексье от 3 июля 1899 года.)
В июле Лили переехала к Дебюсси. Нашла ли она некоторое время спустя документ, компрометирующий музыканта? В довольно длинном письме он пытался вызвать у молодой женщины жалость, чтобы избежать разрыва. Даже сделал вид, что согласен на него: «В результате глубоких раздумий я пришел к выводу, что за утраченное счастье надо платить. Это может быть один из способов сделать тебя счастливой. Я заверну в пакет все твои вещи, которые ты получишь послезавтра утром. Я оставлю себе только кольцо, чтобы меня похоронили вместе с ним». (Письмо Дебюсси Лили Тексье от июля или августа (?) 1899 года.)
Дрогнуло ли сердце Лили? Возможно. Она переехала к нему на улицу Кардине, 58. Несмотря на финансовые трудности, 1899 год обещал закончиться для композитора лучше, чем начался. Гражданский брак Дебюсси и Лили был заключен 19 октября в мэрии XVII парижского округа. Свидетелями на церемонии бракосочетания были друзья Дебюсси Пьер Луис, Эрик Сати и Люсьен Фонтен. Со стороны Лили был лишь один из ее приятелей. Родители новобрачных отсутствовали.
«Церемония была короче некуда. Теперь есть некая госпожа Клод Дебюсси, с которой я думаю организовать совместную жизнь. И она будет такой, о которой можно только мечтать. Я смогу работать, и ничто не сможет помешать мне творить!» писал Дебюсси Жоржу Гартману 22 октября 1899 года.
Несмотря на скромность церемонии, Дебюсси пришлось дать урок музыки госпоже Мишель Ворм де Ромили, чтобы расплатиться за праздничный ужин в ресторане «У Пуссе».
«Лили Дебюсси ожидала окончания урока, сидя на диване внизу лестницы в наших апартаментах. Она отправлялась с мужем в свадебное путешествие на втором этаже омнибуса! Они доехали до Ботанического сада, где вышел бедный муж, который терпеть не мог ходить пешком. Пиршество было оплачено деньгами, которые он выручил за мой урок. Назад возвращались пешком, потому что, увы, не осталось денег на омнибус…» — вспоминала впоследствии Мишель Ворм де Ромили.
Композитор продолжал просить взаймы у своих друзей или же обращаться к Гартману. На деньги от редких уроков прожить было трудно. Кроме того, Дебюсси столкнулся с новыми тратами, связанными со слабым здоровьем Лили. Надо было платить врачам и покупать лекарства.
После женитьбы на Лили композитор обрел уверенность в том, что любимая женщина отныне будет всегда рядом с ним и не бросит его. Теперь для него было самое время вернуться к музыкальным проектам и закончить начатые произведения. «Вы спрашиваете, чем я занимаюсь? Я могу говорить лишь о том, чем я собираюсь заниматься! Я хочу закончить цикл песен “Ивняк”, затем перейти к завершению еще трех ноктюрнов и закончить “Белые ночи”», — писал Дебюсси Жоржу Гартману 3 июля 1899 года. Ни «Ноктюрны», ни «Белые ночи» так и не дождались ни одной лишней ноты к тому, что уже было написано. Впрочем, у музыканта и раньше были трудности, когда он решил закончить ноктюрны для хора с оркестром, которые начал сочинять полтора года спустя после того, как забросил ноктюрны для скрипки с оркестром. Он обещал сдать партитуру еще до окончания лета. Однако любовные переживания помешали ему сосредоточить внимание на музыке и выполнить обещание даже несмотря на то, что ему поступило предложение от Эдуара Колонна
[94] включить «Ноктюрны» в его осенний репертуар.
Гартман снисходительно относился к «византийской необязательности» композитора, который без конца откладывал сдачу в печать рукописи своих произведений. Помимо того что Гартман оказывал материальную помощь постоянно сидевшему на мели Дебюсси, он с пониманием и восхищением относился к одаренному музыканту, о чем свидетельствуют его письма:
«Мой дорогой Колонн! Уезжая 15 июня из Парижа, я договорился с Дебюсси о том, что через несколько дней рукопись трех законченных, по его словам, ноктюрнов для оркестра будет сдана в печать, чтобы все было готово к моему возвращению. Я был проездом в Париже 25 августа, но он так ничего и не передал! Более того, от него не было ни слуху ни духу. Какой странный человек! Вот уже три или четыре года он корпит над этими ноктюрнами, которые много раз заставлял меня прослушивать, а потом переделывал их снова и снова. В том виде, в каком я их слушал, это совершенно удивительная музыка!» (Письмо Жоржа Гартмана Эдуару Колонну от 22 сентября 1899 года.)
