Я была в ужасе и что-то едва блеяла в свое оправдание. Вернувшись в свою комнату, я забралась с ногами на кровать и твердо решила заявить завтра утром главврачу, что уезжаю. Пусть будет неустойка! Пусть будет то, что будет. Оставаться здесь я не могла.
Но на следующее утро я не встретилась с главврачом. Ровно в шесть утра раздался такой пронзительный сигнал побудки, что я буквально подскочила на кровати. Затем поспешила в ванную — здесь было довольно комфортно, но, как и везде, в нем страшно воняло хлоркой.
Потом, смешавшись с толпой сотрудников, я очутилась в общей столовой для персонала. К моему удивлению, люди, работавшие в „Горячих Ключах“, выглядели совершенно нормальными и обычными. Они шутили, переговаривались. Тех двух ночных амбалов среди них не было.
Абсолютно обычные сотрудники, как в любой обыкновенной больнице! После ночного ужаса мне не хотелось знакомиться ни с кем, поэтому я молча забилась в угол.
Завтрак был обильным и вкусным. На выбор предлагались омлет с грибами, овсянка с фруктами, блинчики с повидлом, разные виды салатов и выпечки, сметанный пирог. Плюс чай, кофе или какао. Столовая работала по фуршетной системе. Можно было брать, что хочешь и сколько хочешь. Я взяла омлет, салат и кофе, но была в таком нервном напряжении, что мне казалось, будто жую бумагу.
После завтрака передо мной выросла каменная медсестра и заявила, что я должна идти к своей пациентке.
Оказалось, что за административным зданием был еще один двухэтажный каменный дом — админкорпус скрывал его. Именно в нем располагались помещения вип-пациентов.
Меня провели в комнату на втором этаже. К моему удивлению, она оказалась большой и очень комфортной, обставленной старинной роскошной мебелью.
— Мы разрешаем нашим вип-пациетам держать у себя личную мебель и вещи, — пояснила каменная медсестра, видя мой недоуменный взгляд.
Я поняла, что у обычных пациентов все это попросту отбирают, а потом либо оставляют себе, либо распродают.
В постели лежала миловидная пожилая женщина. Ее седые, совсем белые волосы были собраны в тугой пучок на затылке, как у школьной учительницы. Меня поразили ее проницательные и настороженные серые глаза. Старушка рассматривала меня в упор.
Медсестра представила меня пациентке, сказала, что я в ее распоряжении целый день и что я буду делать массаж, а также заниматься с ней лечебной гимнастикой.
Медсестра ушла, дверь за ней захлопнулась.
— Слава богу! — вдруг с каким-то странным облегчением выдохнула моя пациентка. — Слава богу, что вы приехали! Новое лицо. Теперь вы вытащите меня из этого ада!
Я просто онемела.
Подойдя поближе, присела на стул рядом с кроватью, не зная, что сказать. Но говорить ничего не требовалось. Пожилая женщина потянулась ко мне и доверительно прошептала:
— Вы разыщете моих родственников, моих настоящих родственников, скажете им, что меня хотят убить, и вытащите меня из этого ада!..»
* * *
«Анита опоздала на полчаса. Это была наша четвертая встреча, и я была твердо уверена, что и на этот раз она придет так же вовремя, как всегда приходила. Но Анита все не шла. И я сидела в этом сортире, с трудом вынося жуткую вонь — в туалетах для пациентов очень редко убирали.
Я провела почти три недели в „Горячих Ключах“ и досконально изучила расположение видеокамер. С помощью Аниты, разумеется. Без нее я не сделала бы здесь и двух шагов. Наша симпатия зародилась в тот самый момент, когда я во второй раз вышла из кабинета главврача и, пытаясь собраться с мыслями, прислонилась к стенке, закрыв от нервного напряжения глаза.
Именно тогда я почувствовала теплую руку на своем плече, и ласковый голос твердо произнес:
— Успокойтесь. Не произошло ничего страшного. То, что вы услышали, он говорит всем. Здесь принято запугивать.
Я подняла глаза и увидела миловидную темноволосую девушку-медсестру из физиотерапевтического отделения. Я постоянно возила Лидию на физиопроцедуры, и эта медсестра была единственной, кто всегда помогал мне затащить по ступенькам инвалидную коляску. Она была явно умнее и приветливее других медсестер. Все прочие ходили с каменными мордами, подражая старшей медсестре — той самой, которая встретила меня в первый вечер моего приезда, — и тихо меня ненавидели. Уже через пару дней пребывания в „Горячих Ключах“ я поняла, что вызываю бешеную ненависть у всего медицинского персонала. Мне завидовали, что я обслуживаю только одну пациентку, а получаю так же, как и все остальные, которые отвечают за всех пациентов пансионата. Итак, эта девушка (ее звали Анита, я сразу запомнила это имя) была единственной, кто относился ко мне хорошо — в отличие от всех остальных.
— Вы ведете себя так свободно! — проговорила я с удивлением.
— Возле кабинета главврача нет камер, — улыбнулась она. — Никто не смеет записывать лица тех, кто входит в эти двери.
— Вы имеете в виду родственников пациентов? — догадалась я.
— Их — и не только их. Вы понимаете, о чем я.
Я понимала. Привилегированный дом для престарелых, частный пансионат „Горячие Ключи“ был чем-то вроде концлагеря, в котором избавлялись от нежелательных пожилых родственников очень богатые люди, а также те, кто охотился за квартирами одиноких стариков и хотел как можно скорее их получить.
Злые и страшные люди помещали стариков в этот приют, отстегивали хороший процент главврачу, а спустя какое-то время получали вожделенную квартиру. Все делалось очень тихо, без шума и так обыденно-спокойно, что доказать что-либо было попросту невозможно. В пансионате была очень серьезная военизированная охрана, из числа отморозков, прошедших „горячие точки“. Именно с такими охранниками я и столкнулась в первую ночь после своего приезда.
Из кабинета главврача я вышла в расстроенных чувствах. Он вычитывал меня за нарушение режима и угрожал.
— Хотите, встретимся ночью и поговорим? Я давно за вами наблюдаю! Вы не похожи на всех остальных.
— Очень хочу! — аж всколыхнулась я. — Мне так много нужно узнать…
— Мне очень нравится, как вы относитесь к Лидии, — девушка вдруг стала очень серьезной. — Знаете, ей угрожает опасность, но я не могу понять почему. Она абсолютно одинока. Квартиры у нее нет. Но, по всей видимости, от нее что-то хотят получить, но что — я не знаю. Вы заметили, как ухудшается ее состояние? Ей колют опасные психотропные препараты. Однажды ее дыхание остановится — и все…
— Что вы знаете об этой Лидии? — спросила я.
— Немного. Давайте встретимся и поговорим. Ночью, в туалете барака второго корпуса. Там нет камер, и вдоль стены дома вы тихонько сможете туда вбежать, если выйдете не через главный вход, а через заднюю дверь. Но мы должны будем убраться оттуда до трех часов ночи.
— Почему? — удивилась я.
— В три часа на территорию выпускают сторожевых псов. Им лучше не попадаться.
