У Самира Баракзаева было тонкое вытянутое лицо бледно-желтого оттенка. Нездоровая кожа цветом напоминала оплавленную сальную свечу. На этой желтоватой пергаментной коже неопрятно проступали расширенные черные поры. Его волосы, черные как смоль, были длинные и такие редкие, что сквозь их пряди просвечивала желтоватая кожа черепа. Волосы спадали за плечи и казались жесткими, как проволока. Неухоженная прическа придавала его лицу вид какой-то неряшливости, как будто он был не богатым бизнесменом, а привокзальным грузчиком.
Глаза его, миндалевидной формы, были черны и могли бы казаться красивыми, если бы их не прикрывали припухшие веки. Вокруг глаз темнели болезненные круги. Припухшие веки и эти круги яснее всяких слов свидетельствовали, что Баракзаев не прочь выпить.
Губы его, узкие и жесткие, крепко сжаты. Скулы резко выдавались вперед, а по носогубным складкам, отчетливо прочерченным на желтой коже, можно было прочитать склонность к жестокости. Определить его возраст было невозможно — Баракзаеву могло быть и тридцать, и пятьдесят; точнее не сказал бы даже самый дотошный и опытный эксперт-физиономист.
Словно отдавая дань этому странному месту, Баракзаев был одет во все черное. Черная рубашка, сливаясь с черными брюками, создавала эффект устрашающей униформы…
Пауза затянулась слишком долго.
Вадим вдруг подумал о том, что еще несколько лет назад он постоянно встречал фотографии Баракзаева и в интернете, и на бигбордах по городу (в то время тот баллотировался в депутаты), но никогда не присматривался к его внешности, никогда не задумывался о том, как опасен может быть человек, на лице которого столь заметны всевозможные пороки и стальная воля… Сейчас, сидя перед Баракзаевым лицом к лицу, Вадим понял, что это очень-очень страшный человек…
— Я хочу узнать одну вещь, — мотнув головой, Баракзаев вдруг уставился прямо в лицо гостю. — Именно с этой целью я пригласил вас сюда и надеюсь услышать на свои вопросы правильные ответы. В противном случае…
— Что в противном случае? — Вадим с вызовом уставился прямо в тусклые глаза Баракзаева: в них было что-то совиное.
— Мы не пересекались с вами раньше. Вы не в числе моих врагов. Вы деловой человек, и вам не нужны лишние проблемы, — лицо Баракзаева было непроницаемым. — Я просто хочу знать, почему вы ходите за мной по пятам — ходите вместе с дешевыми ментами!
Кровь бросилась Вадиму в голову — он вдруг понял, что Баракзаев знает все и пристально следит за ними, точно так же, как они следят за ним. Но это открытие не испугало его: Вадим был готов к чему-то подобному.
Испугало его другое: та бесстрастность, которая застыла на лице Баракзаева наподобие маски, и то, как из-под нее на мгновение прорвался ужасающий дьявольский огонь.
Вадим понял, что Самир Баракзаев — человек бешеных опасных страстей. Прорвавшись наружу, эти страсти могут причинить немало зла…
— Вы имеете в виду… — начал было Вадим, глядя в непроницаемое, почти скульптурное лицо Баракзаева.
— Ваш друг Артем Ситников. Почему он все время ходит за мной?
— Из-за убийств детей, — ответил Вадим.
— Это я знаю, — кивнул Баракзаев, — но какое вы имеете к этому отношение?
— Ну… — Вадим вдруг растерялся, не готовый к такому прямому вопросу. — Одна из убитых девочек была внучкой моей сотрудницы… девочка исчезла из моего офиса…
— Это я тоже знаю, — Баракзаев надменно кивнул. — Повторяю вопрос: какое вы имеете отношение ко всему этому?
— Я… не знаю, что вам сказать. Я хочу, чтобы убийца был пойман и наказан.
— Какое вам до всего этого дело?
— Детей нельзя убивать.
— Вам-то что? — казалось, Баракзаев издевался над ним.
— Помочь найти убийцу детей — долг любого порядочного человека.
— Вы страдаете словоблудием, — Баракзаев по-прежнему сохранял свою надменную бесстрастность; было даже удивительно, как он умудряется это делать. — Сформулирую вопрос по другому: почему из-за всей этой ерунды вы и ваш друг постоянно следите за мной и моими людьми? Какое я могу иметь к этому отношение?
— Вы считаете смерть детей ерундой? — не выдержал Вадим.
— Повторить вопрос? — в глазах Баракзаева снова сверкнул огонь.
Вадим, привычный ко многому, внутренне сжался.
— Я вас услышал, — он изо всех сил старался держать себя в руках. — Одежду для всех убитых детей покупали в вашем магазине.
— Ну и что? — Баракзаев, похоже, и вправду издевался.
— Полиция считает, что к убийствам может быть причастен кто-то из ваших сотрудников.
— Почему ваш странный друг проверял даты моих въездов в страну?
— А почему вы так их скрываете?
— Я не скрываю, — на губах Баракзаева появилось нечто вроде усмешки, не сулящей ничего хорошего, — но не стоит проверять. Можно просто спросить. Я никуда не выезжал из этой страны последние три месяца. Так что когда произошли убийства, я был здесь. Это что-то меняет?
— Не думаю, — снова растерялся Вадим. — Если детям покупали одежду в вашем магазине, вы могли бы помочь в расследовании.
Резкий, отвратительный звук, похожий на скрип проволоки по стеклу, вдруг обрушился на Вадима совершенно неожиданно. Нервы, и без того натянутые как струна, казалось, готовы лопнуть от всего того ужаса, что сгустился в воздухе. Кровь ударила в голову, и Вадим вдруг почувствовал, что теряет над собой контроль.
Этим отвратительным вибрирующим звуком был резкий смех Самира Баракзаева: он откровенно смеялся над гостем.
— Убийства, по-вашему, это смешно? — резко сказал Вадим.
— И вот из-за такой нелепости вы портите жизнь моим людям? — издевательски хохотал Баракзаев, — вот из-за такой ничего не стоящей ерунды?! Из-за нелепости, о которой я не стал бы даже думать?!
Вадим вдруг понял, что это правда. В том мире, где жил Самир Баракзаев и такие, как он, ничего не значили жизни и смерти этих несчастных убитых детей. Все дети мира были для Баракзаева, как песчинки в космосе. Ниже его достоинства было обращать внимание на чью-то там смерть.
Вадиму вдруг захотелось отомстить Баракзаеву, лишить его ощущения власти над миром людей. Кем себя возомнил этот тип? Господом Богом, способным творить чудеса? Высшим существом, плюющим на людские судьбы?
Он вспомнил рассказ Артема Ситникова о трагедии в семье Самира Баракзаева и то ощущение безнадежного ужаса, которое охватило его самого, когда он увидел последний рисунок Джин…
Вадим не понимал, зачем он это делает. Выхватил свой телефон, нашел сфотографированный рисунок Джин и сунул прямо под нос Баракзаеву.
— По-вашему, это тоже смешно?!
Произошло невероятное. Баракзаев вскочил из-за стола с такой яростью, что пустая чашка из-под кофе покатилась по столу и упала на толстый ковер. Его лицо стало багровым, даже иссиня-багровым (Вадиму никогда не приходилось видеть такой резкой смены оттенков), а бешенство в глазах вдруг сменилось страхом. Баракзаев вытянул руки прямо перед собой, словно защищаясь от какого-то кошмарного видения, явственно вставшего где-то в глубинах этой мрачной комнаты. Пальцы его были скрючены, как птичьи когти, руки тряслись. Надменный, властный, богатый бизнесмен вдруг превратился в воплощение животного первобытного ужаса, явившееся из древних веков…
