Древние специальные термины, особенно те, что дожили до настоящих дней, не полностью совпадают с современным использованием, и у них слабая параллель с Вестеросом. Например, аристократия для нас означает скорее социальный класс, нежели моральное достоинство, и в основном связана с происхождением и отношением к короне (или другому источнику власти). Говоря «демократия», мы подразумеваем в общем и целом, что исполнительная власть осуществляется и устанавливается избираемыми должностными лицами и теми, кого они назначают и утверждают. В любом случае мы ожидаем, что будут действовать некоторые правила: что избираемое правительство уйдет в отставку по истечении срока, что оно будет должным образом управлять ресурсами государства и прислушиваться к мнению большинства, высказываемого с помощью референдума, СМИ или свободного протеста. Мы также ожидаем свободу слова в выражении мнения о власти или, в ином случае, защиту от политических, юридических и финансовых притеснений. Прежде всего, мы ожидаем наличие того, что в Греции называлось isonomia: равенства всех перед законом. У греков, однако, эти условия соблюдались частично: демократия означала прямое представление народа народом, где должностные лица избирались большинством, с обязательным участием в государственных делах, включая решения по фискальной политике, военные вторжения и проведение религиозных обрядов. Республиканская форма правления, которая в древности воспринималась как аристократическая, навязывала прослойки избираемых государственных деятелей, работавших от имени народа, в то время как тирания подразумевала лишь одного управленца, который убедил людей передать ему суверенную власть (хотя в античном толковании у тирана обычно были приспешники и другие бесчестные представители, равно и напуганные, покорные придворные). Другими словами, в отличие от устоявшихся государств в XXI веке, древние государства не отличались стабильностью и, таким образом, постоянно были заняты объединением и обеспечением хоть какой-то стабильности по мере своих возможностей. Фактически, Римская империя считается выдающейся именно благодаря продолжительности ее существования, при том что претерпела всего две фундаментальных перемены режима за свою тысячелетнюю историю.
Взгляд Полибия на конституционные изменения, очевидно, не является нейтральным, и даже его идеализированное отношение к Римской республике в качестве смешанной формы правления не скрывает заметной отсылки к тому, что фактически является аристократическим правлением. Конечно, само слово «аристократия», или «правление лучшими людьми», уже подразумевает доминирующую позицию образованных и зажиточных людей. Но в древности часто велись дебаты в более или менее стилизованных форматах о достоинствах различных систем правления. Одни из ранних споров есть в работе Геродота о предыстории Персидской войны, в которой он углубляется в истоки Персидской империи, чтобы проиллюстрировать ее определяющие отличия от греческой культуры. В этой конституционной дискуссии персам предоставляется возможность самим выбрать форму нового режима. Монархия предлагает лучшего правителя, аристократия – лучшее оружие против коррупции, а демократия сулит равенство перед законом, но в итоге монархия побеждает, потому что является традиционной формой правления в Персии, и, как спрашивает Дарий, почему персы должны менять то, что так хорошо работало до этого?
[39] Действительно, монархия часто выходит на первые места в подобных спорах, даже в удивительных контекстах: Сципион Эмилиан, например, признавал ее идеальной формой правления, несмотря на приверженность идеологии республики без монархии.
Почему же монархия пользовалось таким успехом, особенно в мире, где короли снова и снова пренебрегали своей властью? Тот же вопрос можно с легкостью задать народу Вестероса, который, кажется, никогда не рассматривал изменения формы правления государством, за исключением некоторых экспериментов церкви и более продолжительных исследований за границей. В древности, по крайней мере, причиной была отчасти мораль, а отчасти философия. Царь представлял не только абсолютную политическую власть, но также обещание использовать ее мудро и во благо. Мо нархия также представляла некую защиту от коррупции, которая была распространенным недостатком республиканских режимов, и от разгула и непостоянства народа, свойственных демократии. Очевидно, политическая реальность и даже политическая мифология редко воплощала этот героический идеал, и правление, которое стало доминирующей формой западного государственного устройства, как в Риме и Афинах, сильно смещалось в сторону правления несколькими или большинством, но никогда – одним человеком. Тем не менее монархия продолжала существовать, выполняя представительскую функцию в разрозненных восточных царствах. Для амбициозных людей монархия, идеализированная или реальная, представляла собой несбыточную надежду на продвижение, способ измерения силы или защиты от врагов. В Вестеросе, однако, монархия – это стремление, и игры престолов по большей части являются чередой конкурирующих форм монархии: жестокой, благожелательной, незрелой, легитимной и т. д.
Где монархия, там и придворные, и ожидание законности, так что самодержавные общества фактически предлагают лучшее и более наглядное представление о роли женщин в политической жизни, чем древние республики или демократии, которые отдавали предпочтение мужчинам и свободным элементам общества. Монархия в своих различных вариациях, таким образом, является главной темой данной главы, и с чего же лучше начать, как не с самой старой правящей династии Вестероса – Таргариенов?
Королева зверей, мать драконов
Александр Великий умер в 323 г. до н. э. вдали от Вавилона, оставив после себя обширную империю и большой вопрос о том, кто должен ее унаследовать. Прямого потомка мужского пола не осталось, но было множество советников, генералов и родственников, каждый из которых хотел свою долю. По легенде, Александр хотел оставить империю на своего советника Кратера, чье имя означало «сильнейший мужчина». Это желание неверно истолковали на предсмертном одре Александра как призыв наследникам бороться за богатства империи. На протяжении следующих четырех десятилетий наследники Александра разрывали его империю на части, пока она не была окончательно разделена на три главных государства: Антигонидов на родине Македонского, Селевкидов, чьи владения растянулись от побережья Сирии до внутренних районов Персии, и самое крупное – Птолемеев в Египте. Каждое из новых государств столкнулось с невероятными проблемами, но общей для всех была проблема управления местным населением, возложенным на иностранные дома. Для Птолемеев проблема стояла наиболее остро; их столица Александрия была новым, искусственным поселением, использующим преимущество близости к дельте Нила и бухте, но почти полностью отделенным от жизни и культуры местного населения. Подобно своим правителям, Александрия была городом иностранцев, упрямых, непостоянных, зацикленных на потреблении, в то время как богатство государства, как в золоте, так и в зерне, зависело от плодородия земель вдоль Нила, на которых работали египетские крестьяне. Различия были социальными, экономическими, этническими и религиозными. Но Птолемеи устояли не в последнюю очередь потому, что внедрили успешное сочетание синкретизма и сегрегации: как только смогли, они приняли титул фараона и поддерживали процветание Александрии, присоединив к ней египетскую экономику. Но также было легко заморить город голодом и настроить толпу против правителя, и это означало, что Птолемеи были в постоянных поисках зарубежных союзников для укрепления своей власти и в торговых интересах.
