Помимо застолий как таковых, эта глава, как видно из приведенных выше примеров, также затрагивает семейные отношения – контекст, в котором еда в большинстве своем потребляется и производится. Обстоятельства, в которых предлагается и принимается пища, являются также поводом продемонстрировать решения, которые мы принимаем ради семьи, и чувства, что мы к ней питаем, как было только что проиллюстрировано мифом об Атрее и Фиесте. Понятия «пища» и «семья» не всегда взаимосвязаны: как мы увидим далее, сложные чувства Джона Сноу к братству не имеют ничего общего с тем, как приготовлено мясо или каково на вкус разбавленное вино. Но эти чувства демонстрируются простым и наглядным способом – посредством официального застолья, на котором предполагается держать себя определенным образом. На пиру в Винтерфелле Джону следовало вести себя как бастарду, коим он был, что требовало от него поведения, отличного от того, к которому он привык, общаясь ежедневно с членами семьи. Когда он становится одним из братьев Ночного Дозора, его поведение относительно семьи меняется снова. Старки, в свою очередь, равно как и Баратеоны с Ланнистерами, должны вести себя более формально и официально по особой причине. Ужин, это подтвердит каждый любитель мыльной оперы, собирает людей вместе и таким образом является отличной сценой для семейной драмы. А когда дело касается высокопоставленной или королевской семьи, как в случае «Игры престолов» или почти любого античного мифа, домашняя ссора обязательно перерастает в политический конфликт мирового масштаба.
За рамками приличия
Сложная система распределения мест за столом показывает, каким видит себя общество. В Древнем Риме и Афинах, двух обществах, устроенных в соответствии с идеологией равенства определенных классов граждан, совместное потребление пищи принимало другую форму – все участники пира (представители одного и того же класса) во время трапезы возлежали. На симпосии в древних Афинах, например, аристократы во время ужина вели беседы о политике или философии, в то время как в Риме предвыборные пиршества организовывались не только для развлечения гостей, но также для подкупа голосов, демонстрации богатства и щедрости. В обоих случаях дом, в котором проводился званый ужин, был также общественным местом, или, другими словами, местом, где сливки общества показывали свою власть, богатство или влияние на аудиторию.
Античный симпосий характеризовался идеологией самоограничения, что соответствовало представлению римской и афинской аристократии о себе. Самоограничение выражалось многими способами, но одним из главных являлось умеренное употребление вина. Вино в древности было намного крепче современного, поэтому разбавлялось и разливалось очень тщательно. В центре афинского симпосия, например, находился сосуд – кратер, в котором вино смешивалось с водой. У каждого симпосия был хозяин, распорядитель торжества, человек, на плечах которого лежала обязанность поддерживать равновесие между легкомыслием и торжественностью, весельем и серьезностью, – ради это и затевалось мероприятие. Хозяин должен был как задавать тему для обсуждения – философскую или какую-то еще, в зависимости от последних событий, – так и определять, сколько кратеров будет выпито и в какой пропорции будет разбавлено вино. Употребление неразбавленного вина считалось варварством и ни чем хорошим не заканчивалось.
Способность сохранять умеренность в винопитии на симпосиях позволяла продемонстрировать не только нравственность (человек мог контролировать себя), но также и гражданскую добродетель (стоило оставаться трезвым, чтобы принимать участие в беседах и обмениваться мнениями со всеми наравне). Нет никакого сомнения в том, что это был скорее идеал, не имевший отношения к реальности. В античной любовной поэзии, специализирующейся на празднествах и открывающей подноготную общества, зачастую говорится о пьющих женщинах, любовниках, глазеющих друга на друга через банкетный стол, в то время как мужья вели беседы с другими гостями, или о людях, идущих домой спотыкаясь после вечернего празднования. Известно, что государственный деятель Цицерон обвинил Марка Антония, своего врага и, позже, любовника египетской царицы Клеопатры, в том, что тот явился на Форум пьяным после вчерашней пирушки, причем до такой степени, что его вырвало на собственные колени в присутствии сенаторов и толпы просителей. Сейчас трудно сказать, было обвинение Цицерона правдой или выдумкой, но подобные случаи показывают, что в то время как, безусловно, превалировала идеология умеренного потребления, молодые мужчины и женщины, особенно из аристократических семей, с удовольствием нарушали общепринятые нормы, что в целом осталось неизменным и по сей день.
Во времена Античности чужеземец, будь то мужчина или женщина, монстр или человек, был типичным символом неконтролируемого пьяницы, – управляемый богом виноделия Дионисом, он является в Грецию из Азии и доводит почтенных женщин до исступления. Причина, что примечательно, не только в моральной неустойчивости, обусловленной неумением сдерживаться, но также в неспособности отказаться от вина человека, не привыкшего к хорошим урожаям, низким пропорциям разведения и цивилизованному потреблению алкоголя вместе взятым. Например, Циклопа, одноглазого монстра, который терроризировал Одиссея и его людей, загнав их в пещеру, как овец, и каждый день поедая четверых, смогли одолеть только потому, что он слишком крепко спал, выпив неразбавленного вина. Римским мужьям и отцам разрешалось наказывать своих женщин за пьянство, так как считалось, что пьяная женщина с большей вероятностью потеряет контроль над собой и совершит прелюбодеяние – именно ради этого она и пила
[13]. Эти два совершенно разных примера занимают две позиции в круге идей, касающихся пьянства, где потребление алкоголя женщинами было неумеренным, так как пьяная женщина осознанно теряла моральные устои, тогда как мужчины пили для удовольствия и тем самым демонстрировали способность к самоконтролю. Среднее положение занимали персонажи вроде Антония, опьяненного чужеземными женщинами, Клеопатры (также любительницы выпить по-царски) или, позже, женщины римской императорской семьи. Умеренное потребление вина было символом привилегированности: возможность напиться без угрызений совести была доступна главным образом аристократам. Потребляемое в меру, вино являлось символом статуса, вкуса и приятного отдыха. В излишестве же оно становилось угрозой для других – тех, кому не посчастливилось оказаться рядом с сильно выпившим человеком.
В мире «Игры престолов» есть несколько групп, которые антропологи назвали бы «другими», исходя из предположения, что термины «мы» или «похожие на нас» можно применить к Семи Королевствам. Здесь, несомненно, возникает несколько очевидных проблем: королевства не похожи друг на друга, и в то время как цен тральные южные обладают отчетливым сходством, Север и Дорн на юге заметно отчуждены от центрального региона Королевской Гавани. На Севере, например, веруют в Старых Богов, в то время как в Дорне существует практика наследования престола по праву первородства, независимо от пола. Но в Семи Королевствах хотя бы говорят на одном – общем – языке, придерживаются системы феодального правления, единой валюты и трона. За пределами Вестероса, однако, находится огромный мир, где люди ведут себя, на взгляд вестеросцев, так необычно и вызывающе, что могут классифицироваться как «не мы». Таким образом, мы видим, что «другие» – это плоский, упрощающий ярлык, и он ничего не говорит нам о тех, на кого его навешивают.
