Изображение пиров – отличный способ показать тиранию по двум причинам. Во-первых, пища – это то, что всем понятно. Считается дурным тоном слишком много есть и разбрасываться едой, в то время как другие люди голодают, и не следовать этому правилу – бесчеловечно. Возможно, самый богатый пир в «Игре престолов» был на свадьбе Джоффри Баратеона и Маргери Тирелл – событие, которое фанаты назвали Пурпурной свадьбой (по аналогии с Красной свадьбой, к которой мы вернемся позже). Пурпурная свадьба отличилась огромным размахом. В то время как Королевская Гавань голодает, на празднике подают семьдесят семь блюд: грибы, выпечку, форель, пряных крабов, рубленую баранину, рыбные пироги, куропаток, лебедей, кровяную колбасу и в завершение – свадебный пирог, который жених и невеста должны надломить вместе и выпустить из него голубей – символ жизни, – блюдо, напрямую заимствованное из римского меню
[14]. И это только те блюда, о которых нам довелось услышать, прочие остались неупомянутыми из-за веселого спора Джоффри с дядей и последующего отравления.
Тирион Ланнистер, которому не повезло быть ответственным за организацию свадьбы, тратит много времени, пытаясь снизить расходы на развлечения, но его попытки, очевидно, ни к чему не приводят. Он это понимает, как понимает и разницу между тем, что видят люди и что действительно происходит в королевских покоях, вход в которые для большинства простолюдинов закрыт. Когда король и новая королева покидают септу, люди радуются за них, а в особенности за Маргери, за чей счет кормился город: «С нею с юга по Дороге Роз пришло хайгарденское изобилие» (БМ). К десятой смене блюд (а может, и позже) Тирион прекрасно понимает, что изобилие на пиру противоположно ситуации в городе: «А в городе между тем полно голодных детей и мужчин, готовых убить за корешок хрена. Если бы они видели нас теперь, их любовь к Тиреллам сильно бы поубавилась» (БМ). Тиреллы могут прикрываться щедрой свадьбой и миловидностью невесты, но причина, по которой люди могут поднять восстание, – непопулярность Джоффри, который превращается в абсолютного тирана: дитя инцеста, он испорченный и жестокий, тщеславный и капризный. В связи с этим на Пурпурной свадьбе удивительным образом совместились огромное количество еды и вина и публичные унижения со стороны Джоффри, направленные в основном на Тириона: рыцарский турнир карликов, после которого юный король потребовал от дяди поучаствовать в турнире верхом на свинье; когда тот отказался, Джоффри сделал Тириона своим виночерпием – роль, которая в греческой мифологии отводилась красивым мальчикам, а на исторических симпосиях – молодым рабам. Таким образом, свадьба становится извращенной формой античного симпосия с тираническими перегибами и уродством, тогда как симпосии отличались равенством, умеренностью и красотой.
Зевс и виночерпий Ганимед, ок. 490–480 до н. э. Роспись краснофигурной вазы. Нью-Йорк, музей Метрополитен
Римский сатирик Ювенал, который жил в I в. и писал хлесткие (правда, ксенофобные и женоненавистнические) комедии, напоминающие современный стендап, использовал ту же комбинацию пищи и придворной культуры, чтобы критиковать тиранию. В его четвертой сатире говорится о том, как во времена Домициана, известного жестокостью и самодержавием, ловят огромную камбалу, «полную лености и жира после долгой спячки». Рыбу никто не собирается покупать, потому что повсюду шпионы и очевидно, что нечто столь большое и хорошее должно принадлежать только императору. Рыбак покорно едет в Рим, невероятно огромная рыбина впечатляет каждого встречного. Наконец, он дарит камбалу императору, заискивая изо всех сил. «Рыба сама хотела, чтобы ее поймали», – говорит рыбак. Император счастлив. Но вдруг возникают проблема. Несмотря на невероятное богатство, в Риме нет ни одного блюда, достаточно большого для приготовления этой рыбы. И вот созывают на совещание вельмож, они должным образом являются, гадая, какая катастрофа могла стать причиной столь редкого сбора, – не война ли? Но все, что желает обсудить император, – каким образом лучше приготовить камбалу. «Нам же не хочется ее резать, правда?» – произносит устрашающий тиран, а у вельмож, не привыкших иметь собственного мнения, чтобы дожить до старости, душа уходит в пятки. Вдруг один из них, известный гурман, способный по вкусу определить, где выловлена устрица, делает шаг вперед: «Лучше всего запечь ее в глубоком блюде, его мог бы изготовить гончар». На том собрание и кончается, и Ювенал восклицает: «Если бы только он [имеется в виду Домициан] посвящал все свое время подобным мелочам». Идея заключалась в том, что, если бы Домициан уделял время более серьезным проблемам, сенаторы вынуждены были бы обсуждать их вместо того, чтобы протирать штаны.
Эта сатира – еще один способ показать, каким образом еда символизирует общественное устройство. Поскольку император возглавляет государство, он требует от него ресурсы, которые потребляет. В сатире это огромная рыба, причем имеет значение и она сама, и ее размер. В Риме рыба была одновременно роскошью (рыб держали в качестве домашних питомцев в специальных прудах – это свидетельствовало об особо разгульном образе жизни) и обычным продуктом питания; во многих античных поэмах упоминаются разнообразные морепродукты и рыба на столах римлян. (Герои Гомера, кстати, никогда не ели рыбу и питались в основном жареной говядиной и ягнятиной.)
[15] Император Вителлий, известный своим обжорством, любил блюдо «Щит Миневры», которое готовили из различных видов мяса и рыбы со всех уголков империи, таким образом представляя могущество Рима – Римская империя была буквально устрицей Рима
[16].
