— Понимаешь, Танька, — бормотала Бэлла, подперев рукой тяжелую от догадок голову, — мы все совсем запутались. Мы уже не отличаем вредного человека с дурным характером, пускай хама, от действительно опасной сволочи. Способной на убийство. Мы все не любили Штопина. Считали его виновным в смерти чудесной Малики. Мы вынесли ему приговор! А что, если рядом с нами находится реальный убийца? Которому ничего не стоит убить кого-то еще. Например, меня.
В тот вечер Таня, вопреки протестам подруги, довезла ее на такси до самого дома и вручила обескураженному Мишелю. А сама поехала домой одна, злясь на Давида, который толком ничего не рассказывает о своих эзотерических догадках. Мальчонка-то копает в верном направлении! Оказывается, даже Бэлла верит смешному Юрику… Во дела. Мы вправду запутались. И не смотрим в суть вещей. И не читаем книг… на презентации которых ходим. Как легко уничтожить тех, кто не пустил корни ни в один смысл бытия…
Ник уже спал. Утомился издательскими новостями. У него своя жизнь. А Таня утром, порывшись в сумке… нашла злосчастные бусы! Она принялась трезвонить Бэлле, но ее мобильный не отвечал. А на работе ее еще не было. Еще бы, после такого дня. Но Таня решила прийти туда поскорее. Она даже маршрут выбрала самый короткий от метро, который не любила, — там узкие тротуары, толкотня и брызги от машин. Зато маленькая красивая церковь. Из которой… выходил Слава Птенчик! Самый невоцерковленный из всех, кого Таня знала. Вот тебе и смысл бытия.
Глава 11
Снежинки, летящие параллельно земле
Ляля смотрела на себя в зеркало и думала о том, как обманчив фасад. Вот она видит себя и не узнает — женщину со спустившейся на дно подглазного полукружия синевой. Проще говоря, с заживающим фингалом. Но разве она пьянь подзаборная или городская сумасшедшая? Нет, боже упаси, нет. Она — лучшая из всех, кого ей довелось знать. Во всяком случае, знать близко. Пора перестать чураться этой теоремы, ведь доказательная база налицо. Скажем, Оболенская, некогда лучшая подруга, — вот кто действительно спился! Хвасталась всем своим новым мужем, а он оказался альфонсом. Теперь они вместе пьют, и он ждет, когда ему достанется доля квартиры. Он так и сообщил бедной теще. К счастью, дочка Оболенской давно живет отдельно, у нее своя семья. Но вообще ад кромешный…
Приятельница Сонечка — у той все пристойно, но подло. Далекая троюродная тетя подарила ей квартиру. Очень больная тетя. Соня сдала ее в дом престарелых, хотя уверяет, что родственница как сыр в масле катается. Еще и изводит капризами. Ляля долго не знала, как все обстоит на деле. Узнав, захлебнулась изумлением. Мол, как же так, Соня?! На что ее смёл мощный, словно из брандспойта, накал гнева. Дескать, ты понятия не имеешь, каково с тяжелыми больными, — так и молчи! В итоге Ляля еще и чувствовала себя виноватой, нарушившей заповедь «не суди…». Просто диву даешься, какие сильные позиции у зла на этой Земле.
Но кто нам мешает обрести свою силу?! Бертран Рассел сказал: «Все проблемы этого мира в том, что дураки и фанатики всегда уверены в себе, а умные люди полны сомнений». Хотелось добавить, что подлецам и прочей нечисти тоже уверенности не занимать. Бертран Рассел, философ, — о нем поведал Штопин, сетуя, до чего же несведущи наши библиотекари… Хотя его злословье в последние годы пропускали мимо ушей. Может, зря? Ляля ворочала мыслями-валунами, пока ее пытливые коллеги развлекались детективными приключениями. Никто из них не знал про убиенного Штопина главного. А Ляля знает! Да, теперь Лионелла будет говорить то, что думает, не скромничая и не втаптывая себя в ничтожество. Она высушит крылья и из побитой курицы постепенно превратится в человека, который в состоянии дать отпор любому злу. Замах должен быть вселенским, это не гордыня и не бред величия, это необходимость в нашем жестоком мире. И первый, кому Ляля врежет праведной десницей, будет ее тиран. Муж. После ужасного скандала он уехал. Вчера позвонил и выдавил из своего корявого некрасивого рта отвратительные и замусоленные, как грязный носовой платок, извинения. Он привык, что это срабатывает, что напрягать извилины не нужно. Но Ляля уже собирает вещи. Больше она за свое медленное убийство прощений не примет.
Есть у нее еще одна товарка. Благополучная и надменная. Она любит повторять, что во всем виновата женщина. Семья всецело зависит от нее, и с правильной бабой мужик не запьет. Теперь наболевший вопль вырывался из Лялиной груди, и она была готова за эти слова хорошенько вмазать. Толстая зажравшаяся дрянь! Тебе никогда не приходилось зарабатывать на жизнь самой. Ты всегда удобно пристраивалась по блату там, где работа не бей лежачего. С твоим прилизанным муженьком тебя познакомила привилегированная родня. Тебе даже ребенка было родить лень, и тебе делали кесарево не по медицинским показаниям, а по прихоти. И после этого ты смеешь открывать хайло на многострадальную русскую женщину?! Ляля даже бросилась к своему стильному под старину черному телефону, чтобы излить свою отповедь по горячим следам. А то ведь остынет — и драйв пропадет. Но пока было не до побочных разборок. Она готовилась к главной битве и металась по квартире, где создавала мстительный хаос. Собирая свое добро, ей хотелось походя уязвить тирана. Но пока получалось наоборот — его вещи ощетинивались на нее. Открыв кладовку, она встретилась с мужниной клюшкой. Оказалась бы вовремя под рукой — и вмазать бы ею по мерзкой роже! Но все надо делать вовремя. И Ляля с досадой повертела в руках символ ненавистного ей спорта. В отрочестве ее Санек подавал большие хоккейные надежды, но в большой спорт не пошел. Тем не менее хоккейные турниры всегда будили в нем всплески агрессии. Причем независимо от того, кто выиграл. И потому у Ляли русский спорт № 1 вызывал лишь злую безнадегу с оттенком ненависти.
Впрочем, экспрессивные сборы сделали свое дело — Ляля устала. Устала бороться с неизбежным хаосом переезда и устала злиться. Все-таки до чего утомительно ненавидеть и быть одержимой возмездием, даже справедливым… Ляля в изнеможении опустилась на черствый диванчик-уголок на кухне, который давно не любила, но Санек считал его несказанно удобным. Еще бы, ведь внутри диванчика можно было хранить лук, крупы и прочую снедь. А Санек был свирепый, но рачительный и бережливый.
В холодильнике, по счастью, сохранилась баночка яблочного пюре, не съеденного вчера… Ляля любила детскую пищу. Потому что взрослая становилась все невкусней! Раньше можно было повысить себе настроение бананами, но они теперь то твердущие с зеленцой, то подгнившие, но уже не той сладкой порчей, которая казалась лакомством в эпоху триумфального пришествия бананов в наши суровые пенаты… Может, все приелось?
Что бы еще съесть вкусненького? Кажется, должно быть еще вишневое желе и — о радость! — старый добрый пломбир в вафельном стаканчике. Морозилка полна сюрпризов! Сейчас срочно нужно подкрепиться эндорфинно сладким, иначе силы иссякнут. И походя узнать, что творится в мире. Ляля быстренько включила свой старенький ноут, чтобы войти на сайт знакомств. Это была первая ласточка ее мести тирану — регистрация в омуте разврата, как называл эти места Санек. Послушать его, так тут одни извращенцы и нимфоманки. Не одни! Еще тут водятся весьма симпатичные устроители похоронных церемоний. Один такой прибился к Ляле и настойчиво посылал знаки внимания. Но он итальянец. Что она будет с ним делать? В отличие от многих Ляля изначально не питала иллюзий по поводу союзов с иноземцами. А соотечественники пугали ее неправдоподобной прытью, которой не было и в помине в реальной жизни. С чего они так падки на нее в виртуальной? Значит, что-то не так. Может быть, тиран не так уж и не прав.
