С чьим-то тихим сарказмом спрятанное там, где его присутствие мало кому царапнет взгляд…
Первой мыслью было скорей убежать отсюда. Вторая мысль уже была плодом директорского инстинкта — срочно разобраться в ситуации. К счастью, активные действия были пресечены Мишелем. Он ни о чем не просил и не требовал. Повелительное наклонение — вообще не его стиль. Он просто сказал, что уходит. Если Бэлла сошла с ума и собирается лезть в эту историю, то он с ней прощается. И Бэлла не полезла. Надо же хоть один денек в году отдохнуть от собственной принципиальности на грани с идиотизмом…
Но разве теперь она могла обрести покой? К ночи она окончательно запуталась в вопросах о том, как злополучное творение безымянного уже ваятеля попало в цветник современных работ? Кто ему приделал такие длинные эстетические ноги? Зачем убийце такой виток? И ужас в том, что теперь очевидно, что убил кто-то из своих. Своих ближних или своих дальних. Из родной богемной среды. Версия о темных криминальных силах вкупе с нацистскими организациями с треском отпадала. Не могли они, эти силы, устроить такой перформанс из убийства! Они и в скульптурном сквере сроду не были. Его вообще сделали недавно… Словом, сплошной абсурд. Бэлле срочно нужен был советчик. И она набрала Славу Птенчика. Все-таки надежный. Свой. Мужик, в конце концов. И завхоз, хоть и никудышный. К кому мы обращаемся, когда из нашей фирмы что-то пропало? К административно-хозяйственной части. Ну не к Ляльке же обращаться, которая у нас ведает моющими средствами. Словом, Бэлле во всем была необходима система. И порядок.
Но о порядке нынче можно было только мечтать. Птенчик долго не понимал, зачем его срочно вызывают к начальнице на дом. Пытался отшучиваться, что Бэллу теперь только злило. А она была вынуждена нажать на все свои начальственные рычаги. В ее воображении все прослушивающие устройства страны были нацелены на ее разговор с бестолковым завхозом-саксофонистом. Господи, как она могла допустить такое сочетание в своем коллективе?! А все ее демократичность. Демократичность — это был фирменный стиль клуба «Грин»… Итак, Птенец на пороге.
— Ну что же ты так долго? И вот надо было тебе разводить эти антимонии? Как ты сразу не понял, что я не хочу обсуждать причину нашей встречи по телефону! Ведь нас могут прослушивать…
— Бэлла Максимовна, вы полагаете, что к расследованию убийства Семена Штопина подключилась ФСБ? — хохотнул Слава.
Бэлла пресекла начавшийся балаган и изложила суть дела. Птенчик воспринял все с удивительным спокойствием и сказал, что лучше все оставить, как есть.
— Это почему? — впилась в него хищным раздраженным вопросом Бэлла. — Почему вы все любители оставлять, как есть?! На нас, на весь наш коллектив сразу падает подозрение. Неужели это понятно только мне?!
Бэлла злилась, а Птенчик и вправду не понимал. Он искренне считал, что надо остаться непричастными к путешествиям бронзового Александра Степановича, и тогда следствие постепенно зайдет в тупик. «Вот пускай старуха Девяткина увидит свою любимую статуйку в сквере и своими силами приволочет ее хоть к себе домой. С ней пускай и разбираются. Абсурд — лучший щит, когда тебе угрожает катастрофа».
И к четырем утра Птенчик Бэллу убедил. Она безуспешно пыталась дать ему деньги на такси, а он продолжал иронизировать над заполошной пани директрисой. «Это ж надо такое придумать — прослушивают… Да знаете ли вы, дорогая Бэлла Максимовна, в какую кругленькую сумму выльется прослушивание подозреваемых в нашей стране. Ведь подозреваются у нас все! Такая уж наша историческая планида»…
А на следующий день невыспавшуюся Бэллу ожидал новый сюрприз… с пристрастием.
— Объясните, зачем вы покрываете Людмилу Цыганкову?
Страшный вопрос звучал уже в третий раз. Следователь, этот мини-Гаргантюа, вызвал Бэллу к себе на допрос. Позвонил с утра. Господи, что же происходит, пыталась лихорадочно сообразить Бэлла. Почему новая волна допросов? Какую игру затеяли карательные органы… Все теории заговора, которые когда-либо приходили в голову, пытались запутать рассудок, словно старые рваные рыбацкие сети…
И в третий раз Бэлла Максимовна непреклонно кривила душой. А что она могла сказать? Да, я покрывала Людмилу Цыганкову, которой мои сотрудники дали чудовищное прозвище Шнырь? Потому что она стратегически важна на данном этапе развития нашего… учреждения культуры. О как! Ведь «клуб» звучит несерьезно для силовых структур. Клуб — это слово с криминальной отдушкой. А у нас тут не малина, а культурный оазис! Мы, между прочим, затеваем великое дело — в следующем году приглашаем к себе Платоновский фестиваль. А вы, щекастый господин следователь, хоть знаете, кто такой Платонов? Это великий писатель земли русской. А вы знаете, как важно, чтобы его читала молодежь…
И пошло-поехало! В горле Бэллы клокотали слова оправдания, но предназначались они уже не следователю, а Господу Богу на Страшном суде. Ведь придется отчитываться когда-нибудь. Как начальник, стремящийся во всем к порядку, пани директор верила и в высшую отчетность. И она была готова объяснить небесным силам, что это только беспечные сотрудники не видят дальше той самой статьи Людмилы Цыганковой. Той самой, которая уже вышла и о которой неисповедимыми путями пронюхал следователь. На доли секунды тайная непристойная гордость согрела Бэллу: значит, эту статью читает народ! Значит, о «Грине» узнают, черт побери! Просто статья вышла чуть раньше, чем того ожидала пани директор… Но ведь статья — всего лишь первая ласточка. У Бэллы были большие планы на неприятную, но необходимую сейчас Люду. Потому что Люда пронырливая и пробивная. Она будет пиарить «Грин», пока клуб будет ей давать сочный информационный повод. И пока… какая-то выгода будет ей от «Грина». Но об этом Бэлла позаботилась бы… она бы нашла, чем отплатить Люде за верную службу. Пойми ты, Господи, разумному, доброму и вечному сейчас нужна такая мощная и одновременно умная раскрутка, что тебе и не снилось! А если приходится действовать еще и без финансовой поддержки, на честном слове, на улыбке, на лести, на… покрывательстве, в конце концов! На маленьких уголовно наказуемых деяниях… но ведь ради благих целей. Ведь Платонов… за то, чтобы сделать этот фестиваль красивым и людным, Бэлла была готова, проследовав тропой благих намерений, гореть в аду.
Хотя это вопиющая несправедливость! Но спустимся, однако, с небес на землю. Люда Цыганкова пропала. Следователь не может ее найти ни по телефону, ни по ее адресу. В редакциях, с которыми она сотрудничает, неопределенно заявляют, что она куда-то уехала. Но никто не знает куда.
— Конечно, ведь она не состоит у них в штате! Она просто пишет для них. Что они могут знать, — поддакивала Бэлла. — И мы ничего о ней знать не можем. Советуем вам обратиться к близким родственникам и друзьям Людмилы. А у нас с ней чисто деловые контакты. Не скрою, она очень помогает нам своими публикациями, но, кстати, пока их было немного. Эта вот самая крупная… все-таки миллионный тираж у этого издания. Но… ведь поймите, что мы с Людой не подруги. Она нам не докладывает о своих маршрутах.
— Верю, что не докладывает. Но не верю, что вам не доложили ваши сотрудники о том, что в вечер убийства Людмила Цыганкова находилась вместе с жертвой на месте убийства. В том самом помещении, которое вы называете кладовкой. И незадолго до свершившегося акта насилия у жертвы и Людмилы Александровны Цыганковой случился акт половой. Незавершенный. Выходит, их кто-то прервал. А кто их мог прервать?
