Господи, к чему ломать голову, когда есть фотограф. Шустрый малый, который снимает почти на каждом мероприятии в «Грине». Он делает и видеосъемку, надо срочно с ним связаться. Вообще все это обычно делает Бэлла. Ей и шевелиться для подобных мелочей не нужно — птицы удачи сами слетаются к ее кормушке. Нынешний фотограф у нее в фаворе — зовут его Егор, он молод и амбициозен, но без утомительного гонора и никогда не подводит. Ценный кадр. И ведь, скорее всего, после убийства он слиняет… зачем ему пятнать себя дурной славой клуба «Грин». Однако фотографов много, а «Грин» один! Нет, глупости, это только Бэлла считает свое детище уникально породистым и неповторимым по определению… Стоп, неужели зерна сомнений Ника начали прорастать и Таня теперь злится на отпускную и великолепную…
Клубок раздумий в клочья распотрошил звонок. Звонил Давид!
— Татьяна, простите меня, но я вынужден был вам позвонить. Меня допрашивали. Я только что из отделения. По-моему, они решили повесить убийство на меня. Я ничего не понимаю… ведь пока даже нет четкой версии, как это произошло. Орудие убийства не выяснено. Штопина кто-то ударил в висок. Знаете, мне почему-то неудобно называть его по фамилии — ведь я его совсем не знал.
— Тебе повезло! — вырвалась у Тани неуместная фраза.
— Так вот я хочу сказать на случай, если меня заметут…
— Глупости, никто тебя не заметет. Тебя не имеют права задерживать без предъявления обвинения более чем на трое суток!
— Вспомните, в какой стране мы живем. К тому же у меня липовая временная регистрация и я лицо подозрительной национальности. Удобный кандидат для обвинения. Я звоню, чтобы предупредить — судя по всему, расследование будет формальным. Либо сделают меня козлом отпущения, либо… в общем, пока я на свободе и прошу вас обратить внимание на тот факт, что убить могли тростью. Наверно, не простой, особенной, с тяжелым наконечником — я не знаю. Но помню только, что последними с вечера уходила компания, которая что-то говорила о потерянной трости… Понимаю, что это выглядит надуманно, но эта трость не идет у меня из головы. Я даже знаете, какую версию изобрел?
— Мы же договаривались на «ты»! — машинально поправила Таня. Словно бы это имело значение перед лицом той опасности, которая теперь нависла над Давидом. Но в опасность не верилось. Вздор! Не отдадим мальчика в лапы карательных органов. Спрячем! Таня понимала, что она смешна в своих иллюзиях о том, что человек может обмануть или победить систему, но избавиться от них не могла. Они были ее соломинкой. Одной из соломинок, которые держат, вместо трех китов. — И что же за версия?
— Знаете, есть такое правило: хочешь что-то спрятать — положи на виду у всех. Мне кажется, здесь могла произойти подобная история. Те, кто замыслил убийство… подчеркиваю — это не один человек, это группа! И они осуществляют свой замысел практически на виду у всех. Возможно, даже исполнитель не один. Короче, принцип убийства в толпе. Когда никто не запомнит тебя. И когда можно даже уйти с шиком — самыми последними… типа — кто на нас подумает, если мы так непринужденно себя ведем. Ну… как? Бред? Но на всякий случай следует поискать того, кто приходил с тростью.
— Конечно, поищем, — обалдело отозвалась Таня, которая, по совести говоря, была не слишком готова выстраивать версии. — Я ведь тоже помню, что, когда мы уже прибирали зал, в фойе какие-то люди что-то искали… А эту…
так называемую преступную группу ты совсем не запомнил? На фотографии узнаешь?
— Пожалуй, да. Но не думаю, что всех. Их было… четверо. Не помню. Почему-то я их запомнил очень плохо. Это мне и кажется подозрительным.
— Я вот тоже считала, что у меня прекрасная память, а теперь обнаружила, что я вовсе не такой уж мнемоник! Нет, Давид, сам факт незапоминаемости не может служить поводом к подозрениям. Мы не запоминаем тех, кто не кажется нам важным…
Но есть манящий образ, который преследует нас, и что тому причиной? Фантом, человек с фляжкой, таинственный и спонтанный, как импровизация… Убийство затмило его, но ненадолго. Ведь он явно из окружения Штопина. И кстати, завел разговор о типах преступников… «Вы кого-нибудь тут узнаете?»! Давид со своей версией «убийства на поверхности» словно вторит ему. Не следует торопиться с выводами, но Фантома надо разыскать обязательно. Но как?! Известно только его имя — Ян. «Мы не потеряемся. Мое имя — часть вашего». Пошлые заигрывания в руку! Словно знал, подлец, что Таня захочет его разыскать. И пускал пыль в глаза. Где ж его теперь искать? В социальных сетях? Если только он не выйдет на Таню сам, чего ждать нелепо. Но если он близкий друг, то просто обязан…
Глупости. Все связи у Бэллы, осталось ее оповестить. И остаться после этого в живых!
— Давид, а был ли в этой группе высокий человек в коричневом кожаном пиджаке, с очень короткой стрижкой, резкими скулами, слегка небритый и… с фляжкой! Говорю «с фляжкой», на случай, если он ее в какой-то момент…
— Фляжка? Такая… старинная, с монограммой?! В смысле псевдостаринная, конечно. На ней еще были инициалы.
— Вот если бы их припомнить! Они бы навели нас на след.
— Инициалы я помню, но никакой ценности они не представляют. Джей Би! Виски «Джим Бим» всего лишь. А можно узнать, почему вы… ты полагаешь, что владелец фляжки имеет отношение к убийству?
Таня невольно усмехнулась. Она, конечно, объяснила бы Давиду, зачем пытается приплести Яна-фантома к интриге убийства — но, право же, ей стыдно за свое сентиментальное ребячество…
— Хотя… я понимаю твой ход мыслей, — деловито отозвался ничего не подозревающий Давид. — Имя «Ян» на английском пишется «Jan», соответственно, его первый инициал совпадает с «JB», с инициалами виски на фляжке. Вероятно, второй инициал тоже совпадает. Человеку приятно иметь фляжку со «своими» инициалами. Распространенный случай. Значит, фамилия вашего Яна на «б». Но его не было в той группе. Он… был вроде бы со всеми и один.
И тут приятные мурашки детективной интриги взбудоражили Таню. Она ощутила почти преступное наслаждение распутыванием клубка, в центре которого была жертва. Жертва, которую не жалко. И потому можно поиграть в сыщиков. Давид еще говорил что-то об опечатанной кладовке и о том, как бы выпросить у полиции фотографии места преступления… а Таня уже слушала эти детали вполуха. До нее наконец дошло — надо составить список присутствующих на вечеринке. И даже гневный сонный Ник, которого разбудил разговор за стенкой, ее не слишком обесточил. Обычно она боялась этого гнева. Теперь же у нее появился якорь помощнее, чем маловразумительные оправдания ночных переговоров сугубой рабочей надобностью.
Оставалось только уведомить Бэллу. До чего же неприятная и нервная миссия!
Глава 4
Шушера
В молодости редактор Арсеньева — так ее звали в литературном мире, и это сочетание уже стало брендом — услышала историю о том, как одна дама, разозлившись на мужа, известного писателя, спустила его рукопись в унитаз. Он имел привычку развешивать свои тексты по стенам, а она их в один прекрасный момент стала срывать — и смывать. Срывать — и смывать. Методично и зло. Редактор Арсеньева тогда подумала: «Как можно было так жестоко поступить с человеком?» Теперь же, спустя годы и даже десятилетия, она думала: «Как можно было так жестоко поступить с унитазом…» Ценности Арсеньевой претерпели глубинные метаморфозы — при этом ее внешность оставалась неизменно неувядающей. Лицо Риммы Сергеевны пребывало гладким и холодным, как трепетно сохраненная в музейном алькове ваза династии Мин. Одно время ходили язвительные слухи, что Арсеньева явно в сговоре с дьяволом, но все эти плоские шутники — где они теперь… А Римма Сергеевна — вот она, на острие современной российской прозы. Все лучшее издает она.
