И былая Фанни накинулась на Кару с расспросами. Кому же это не знакомо: бывают такие вечера и такие встречи, когда впервые за долгое время у тебя ничего не болит. Ты — прежний! Тебе хорошо, и ты встретил единомышленника. В возрасте жатвы этого достаточно для счастья. Пусть счастья одномоментного, если бывает иное. Глебу оставалось только смиренно… варить свой кофе по-борисоглебски — с корицей, лимоном и обязательно с особенными коржиками, которые продавались в секретном магазине и которые он всегда приносил в гостинец. Кара… стала открытием. Ведь это она была тем самым хранителем Германа и после его смерти забрала архивы себе. И благодаря ей вышла его книга. Пускай это было маленькое укромное издательство, которого давно нет, тоненькая книжка и тираж скромный, но он разошелся!
— Вот я тетеря! Даже не знала, что у него книга вышла! — сокрушалась Стеша. — А издательство? «Пентаграмма»? Где главный редактор — Шалимов…
— Нет! — погрустнела и нахмурилась Кара. — Почему ты о нем? Это совсем другая история. То были мои добрые знакомые, которые хорошо знали Геру. И у них история с книгой тянулась очень долго. Я боялась, что замысел канет в Лету. Помогала им, была бесплатным редактором — и не только Германовой книги. И вот наконец она увидела свет! У меня даже остался один экземпляр.
— Послушай… а по чьей наводке он попал к шарлатанам, после чего и умер?
— Шарлатанам?! — растерялась Кара. — Почему… ты так говоришь? Все было иначе. Это был один из лучших докторов, что я знала. Просто у Германа была уже запущенная стадия…
Стеша чуть было не выдала себя, но вовремя вспомнила, что их роман с рыжим гуру скрывался от «верной ученицы», чтобы ее не ранить. Хотя Кара, носившая в ту пору другое имя, очевидно, догадывалась. Но и сейчас ей, совсем не похожей на себя тогдашнюю, не хотелось об этом напоминать. А насчет болезни ей виднее: заразилась, честно отболела, излечилась и имела больше прав на эти воспоминания. И, значит, следовало принять на веру то, что тот доктор был одним из лучших.
— А мне вот интересно, почему ты поменяла имя? — встрял уставший помалкивать под чужие сюжеты Глеб. — Необычное выбрала, однако!
— Так это не я! — Кара как будто обрадовалась смене темы и принялась между делом смаковать и расхваливать Стешин пирог с малиной. — Меня так называли друзья родителей. Такие… беспечные милые люди. Казавшиеся счастливыми… Знаете, как это бывает: ребенком мы хотим уйти жить к веселым соседям от маминого занудства. Вот так и мне хотелось легкости и хлебосольства благополучного дома. Они ездили в Италию. Вообще были необычными для тех лет. А имя, данное родителями… оно было совсем не про меня. И в двадцать пять лет я поменяла имя на домашнее прозвище. Так уж вышло. Но с этим прозвищем я в своей тарелке.
— А Шалимов издавал Германа? — не унималась Стеша с дознанием. — Ведь у них столько пересечений! Я ж нашла текст в сети…
Стефания принялась с жаром рассказывать о своей находке, но Кара опять болезненно нахмурилась.
— Больной вопрос. Что же до Шалимова… Может, имя я и изменила, а вот по фамилии до сих пор Шалимова. Это мой бывший муж… не самая любимая тема для меня.
— Бог с ним, с бывшим! — снова перебил Глеб. — А кто такой этот великий и ужасный Герман, над которым вы обе так трепещете?
— Зришь в корень! — улыбнулась Кара, и от Стеши не ускользнула нежная ирония, с которой она обращалась к Глебу. «Она не принимает его всерьез», — промелькнула мысль, но тут же растворилась в накале разговора. Кара рассказывала простую и вечно близкую историю о том, как слабеющего Германа оставили все его шумные ученики и друзья. А Кара в этот момент тоже осталась одна, старательно доучивалась на заочном и отчаянно не знала, что делать дальше. Заблудшим душам сам Бог велел оказаться у Учителя. А в ее случае — вернуться… Но что она застала?! Пепелище.
— Худющий, с лихорадочным румянцем, но продолжающий генерировать замыслы… Гера даже во время болезни был жаден до праздников. Сам еле дышит, а баламутит народ, чтобы в его альма-матер организовали фестиваль балканского танца! Обожал сиртаки и вечно спьяну всех учил его танцевать… Помнишь?
— Грандиозные сабантуи он любил, этого не отнять, — улыбнулась Стеша. — И вновь прибывшим девушкам всегда представлялся как Гарант. Гарант того, что с ними здесь не произойдет ничего предосудительного.
— Только для себя он гарантом не был, — вздохнула Кара. — Удивительный оболтус, что касается собственного тела. Матушка его в диспансер загоняла — он ни в какую! Умоляла поехать к тетке в Крым — ему там все условия создали. Гера был любимчиком у родни. А он там только месяц выдержал. Потом и началась эпоха шарлатанов, о которых ты, видимо, слышала… Герман ими живо интересовался. Прежде всего, антропологически! Ну как же: шаманизм — сила! И ведь он, такой интеллектуал, мог быть удивительно нечутким к подделке. Потом все-таки согласился пойти к моему доктору, который меня вылечил… но было уже поздно.
— Как тебе удалось разобраться в его бумагах? — вырвалось у Стеши, живо вспомнившей дорогой сердцу захламленный Германов скворечник. — Помнится, у него были такие бумажные завалы… А эти старые картонные папки-развалюхи! Но ведь как он, шельмец, умел подать ценность каждой бумажки…
— Что ты! Его книга «Род. Семья. Диагноз» была в полном порядке. Это был смысл его жизни, его детище… Как только у него появился компьютер, который ему собрал один из учеников, Гера тут же засел за текст, словно боялся не успеть привести его в порядок. Так что здесь все оказалось не так страшно. А вот тот материал, который он собрал о своей прабабушке, — вот тут я попала как кур в ощип! По замыслу это был целый кокон историй о предках, некоторые потомки которых ныне благополучно проживают за границей. Втайне Гера рассчитывал на состоятельных эмигрантов первой-второй волны. И на местные плоды генеалогических деревьев разной степени тяжести, интересовавшихся своей родословной. Но понятно, что это были маниловские планы! Без предварительного заказа надеяться на что-то было очень наивно. При этом материал он нарыл в архивах шикарный! Однако, увы, все это осталось в незаконченном виде. Княжеские сородичи местного разлива оказались невосприимчивы к родовой истории, но начали приходить письма из Франции, Герман приободрился, но как раз в тот момент его не стало… Я пробовала возобновить переписку, но тут на меня взъярилась Германова родня. Дескать, зачем берешь чужое?! Особенно бесновалась его сестрица… Ну что ж, я тогда просто оделась и ушла. Но матушка знала, как меня найти. И она это сделала год спустя. Я была поражена! Но она протянула мне какую-то жалкую авоську, в которой были напиханы как раз те рваные папки, и среди них самая аккуратная — о хористке Екатерине Чернышевой… И что вы думаете: до меня потом дошли слухи, что сестра Германа после того, как на меня рявкнула, вдруг тяжело заболела. И матушка испугалась настолько, что решила, что я — ведьма и наказала ее дочь. Словом, мракобесие в полный рост, но в результате семья решила со мной не связываться и отдать мне то, что я так хотела получить… Выкупила, значит, у меня дочкино здоровье прабабушкиной историей. Что характерно, таким образом сработал провозглашенный Германом принцип силы предков!
