— Слушай, а как же деньги?! Ты же говоришь, этот загадочный призрак-доброжелатель оставил тебе конверт со значительной суммой.
Стеша осеклась — ей было неловко интересоваться этим опереточным сюжетом. Она надеялась, что сейчас этому найдется вполне будничное рациональное объяснение. Но вместо этого Кара ее огорошила: десять лет назад она нашла розовый конверт с деньгами и с трогательной надписью… и все в том же шкафу, выставленном за пределы квартиры! Стефания почувствовала гневную оторопь сомнений. Интересно, зачем ее дурачат? Ведь она не представляет никакого интереса для меркантильных планов. Работы у нее нынче нет, связей — тоже. Во что же ей предлагается поверить? В новый конверт с деньгами, содержимым которого с ней поделятся, если она… что?
Она снова заставила себя взять в руки. И в этот момент подумала мельком о том, что в этой дружелюбной квартире таки блуждает дух раздора. То Кара вспылит на пустом месте, то она сама чуть не вспылила… Интересно, в чем причина? Дом ощущается вполне умиротворенным. Но это ведь только в первом приближении. Возможно, тут и правда какой-то психокинез. Но никакой психокинез не материализует денежные знаки…
— Ну, хорошо! — Стеша смирилась с предложенными обстоятельствами и продолжила свое доморощенное расследование. — Все же расскажи подробнее об этом конверте…
— Да понимаю я, что тебе не верится! — махнула рукой Кара. — Я потому никому и не рассказываю эту инфернальную историю. Кто мне поверит?! Я и сама себе не верю по прошествии лет… Марина, дочка, говорит, что слышала в ту ночь какую-то возню за нашей дверью. Ее комната прямо напротив входной двери. И она встала, чтобы посмотреть в глазок. Ничего не увидела и вернулась в свою комнату, при этом нечаянно задев фотографию в рамке, которая стояла на книжной полке. А я в своем полусне-полуяви приняла это тоже за потусторонние звуки…
Любопытная Стефания не преминула заглянуть в комнату дочки. Она показалась самым уютным местом в доме. Девичья, плюшевая. Настоящая детская, которая всегда ждет свое оперившееся и выпорхнувшее дитя. На стене — очень интересный портрет. Почерк Кариного отца. Прекрасная графика: кудрявая девочка-подросток с дерзкой лукавой улыбкой, в которой чуется какая-то скрытая пружина… Очень яркий чувственный портрет! И под ним какая-то подпись… кажется, это древнегреческий, но Стеша, увы, не сильна. Впрочем, если приглядется… «Ладно, потом спрошу поподробнее!» — подумала она и вновь обратилась в слух. Они вновь вернулись на кухню под абажур, решив перекусить и треснуть кофею по-борисоглебски: Кара обещала поэкспериментировать и привнести в рецепт новые нотки.
— …И конечно, я никогда не поверю, что эту слащавую надпись на конверте нацарапал Сергей! Да он в жизни не называл меня «Дорогая Кара»! Еще и «с любовью»… Нонсенс! Абсолютно не Сережин почерк в прямом и переносном смысле! Да вот этот конверт, я ж сохранила эту так называемую улику!
Кара на минуту скрылась в комнате.
— Вот он, мой «розовый слон»… Как в старой детской песенке! Ты спросишь меня о почерке, а я не знаю, чей он! Когда смотрю на него долго, мне начинает казаться, что я его уже видела. Могу сидеть над ним часами. Но тщетно!
Стеша взяла в руки и ощутила плотную и гладкую розовую бумагу.
— Ну, слушай, очевидно, что это дело рук женщины! — заверила она. — У тебя нет кандидаток на роль доброй феи? А купюры-то были какие? Нашенские?
— Нет, доллары. Тогда, по-моему, доллар как раз пополз вверх, и этот нечаянный подарочек с того света был весьма кстати, — грустно усмехнулась Кара. — Не удивляйся моему цинизму, я давно приучила себя вытравливать им мою тоску. И страх. Я ведь не полная идиотка и понимаю, что деньги не приносят просто так. Что-то потребуется отдать взамен. А что?
— Вот тут драматизировать не следует! — перебила Стеша практичной нотой. — Деньги, кем бы то ни было, адресованы тебе. Ты не присваиваешь чужое. И не забывай, что это конверт, а не чемодан! Ну сколько туда могло влезть?
— Дареному коню в зубы не глядят, — резонно усмехнулась Кара. — Где-то полгода мы на них жили, даже диван новый купили. Но… согласись, какая бы ни была сумма… с анонимными подношениями имею дело впервые. Я-то поначалу ждала, что это какой-то дикий ребус, странная шутка — и Сергей вот-вот объявится! Но тишина… И все равно я не хотела тратить эти деньги, даже пыталась частично отдать Любаше. Вообще, если бы эти деньги принесли ей и Ромке, то логика была бы прозрачна. Но Люба наотрез отказалась их брать. Как будто чего-то боялась. Но, в общем, понятно, чего… Ладно, удивительно еще кое-что: когда Сережа пропал, то Шалимов заявил, что он одолжил ему серьезную сумму. Чуть ли не на покупку комнаты! Это был полный бред, особенно если знать шалимовскую жадность. И тем не менее какое-то время «благодетель» обвинял меня в том, что я знаю, где Серега прячется, и в том, что мы оба решили его кинуть. Великого и ужасного Шалимова! Он даже угрожал, что напишет заявление в прокуратуру! Это был ад… Но, опять-таки, зная Сережин образ жизни, я не могла исключать и такой поворот событий. Долго мучилась разными предположениями, а неизвестность только подпитывала их. Так вот, получив розовый конверт, я после тяжелых раздумий решила потревожить старые раны. Позвонила Шалимову и сказала: вот-де, если Серега тебя обокрал, приходи и забирай компенсацию. Пускай она не покрывала и пятой части мифического «долга». Но, повторяю: Шалимов очень жадный. А я безумная! — усмехнулась Кара.
— И чем же это закончилось?
— Он не взял! — Кара в волнении вскочила и стала что-то искать на книжных полках, которые у нее были и на кухне. — И даже вроде с едва слышной, но виноватой ноткой буркнул, что кто старое помянет… В общем, отмахнулся, открестился, сказал, потрать на Маринку и не бери в голову. И вот что меня поражает: ни он, ни Люба не проявили почти никакого интереса к этой из ряда вон выходящей истории! Словно я все выдумала. Вот ты понимаешь: пропал человек — и фиг с ним! Никому и в голову не пришло прийти, посмотреть на этот конверт, помозговать, что все это может значить! Пропал человек без вести. И никто его не ищет. По-моему, инопланетные зеленые человечки и то теплее друг к другу относятся…
— Дальних легче любить, испокон веку такой закон на русской земле. А дела семейные порой и вправду изумляют жестокостью, — согласилась Стефания. Но… спокойно! Во всяком случае, я здесь. Значит, кому-то одному уже не все равно.
Кара грустно усмехнулась и вновь стала что-то искать на полках.
— Наконец-то. Нашла хоть одну! — победно воскликнула она и протянула Стеше книгу. — Книга Германа! «Род. Семья. Диагноз». Чуть ли не единственный оставшийся у меня экземпляр.
Стефания нежно взяла ее в руки. Обремкавшаяся тонкая обложка, зачитанные страницы. «Это славно, что зачитанная, — подумалось ей. — Хотя и с чудны́м заголовком. Сколько теперь издается книженций, которых почти не касается читательская рука. Зато автор горд большим тиражом в престижном издательстве… Или в не очень престижном, но все равно горд, ведь писательское сердце всегда оправдает своего бумажного ребенка. Разве сможет оно когда-нибудь принять мысль о его ненужности. Только бравируя, только не всерьез!»
