Но и это были еще цветочки. Когда руководимые красномундирниками солдаты приступили к осмотру прибрежных скал, где разведчик устроил свой наблюдательный пункт, ему стало по-настоящему страшно. Впрочем, на этот раз обошлось: быстро наступившие сумерки спасли Джона от обнаружения. Так что этой ночью капитан Олстон испытал огромное облегчение, ступив наконец на палубу фрадштадтского фрегата.
Бросать начатое дело на полпути было не в его правилах, да и обещанная награда продолжала гнать вперед, поэтому он, пересев в море на первый встречный фрадштадтский торговый корабль, отправился-таки в Южноморск, где до поры до времени укрылся на территории торгового представительства.
Две недели спустя в Ивангороде, закончив чтение отчета южноморского отдела, руководитель таридийской контрразведки Петр Сергеевич Ольховский задумчиво потер покрытый трехдневной щетиной подбородок. Основной этап расследования по делу о покушении на жизнь наследника престола был проведен довольно быстро. Злоумышленники явно не рассчитывали на грамотную и слаженную, а потому и результативную совместную работу Сыскного приказа и контрразведки, да еще с привлечением армейских подразделений.
Довольно быстро в расположенном по соседству с усадьбой Измайловых лесу было обнаружено тело предателя-повара. Показания местных жителей навели следователей на контрабандиста Ивана Сайкина, предоставившего убежище семерым неизвестным иностранцам, появившимся за несколько дней до приезда к графу высоких гостей. Четверо были убиты в покоях царевича. Остальных, к сожалению, захватить не удалось – скорее всего, в ночь покушения их забрал курсировавший неподалеку военный корабль. Чей это был корабль, особо гадать не приходилось, и, хотя показания рыбаков и крестьян в качестве доказательства не предъявишь, это лишний раз указывало на виновную сторону. И никакие попытки приписать этой истории «силирийский след» не могли сбить следствие с толку.
Открытым оставался очень важный вопрос о вражеском осведомителе внутри графского дома, ведь кто-то сообщил врагам об ожидающемся визите царевича Федора, а эта информация была известна весьма ограниченному кругу лиц. Тут уж возглавлявший расследование майор Кротов не стал мудрствовать лукаво, устроил обитателям поместья допрос с пристрастием и вывел на чистую воду управляющего имением Измайловых. Жаль, что эта информация чуть запоздала, потому что этот злодей ранним утром нарисовал углем на стене конюшни условный знак, сообщающий, что покушение не удалось. А поскольку фрадштадтский корабль подходил к берегу только по ночам, выходило, что еще целый день как минимум один вражеский наблюдатель продолжал прятаться где-то поблизости в прибрежных скалах.
По описанию контрабандиста штатные художники нарисовали примерный портрет предполагаемого организатора акции, с которым контактировал Сайкин. В кратчайшие сроки этот портрет старательно скопировали и разослали по всем городам царства. И каково же было удивление подполковника Ольховского, когда совсем скоро его сотрудники опознали в изображенном на рисунке человеке фрадштадтского «торговца», уже неделю проживающего на территории торгового представительства в Южноморске.
Схватить его прямо там значило бы спровоцировать большой скандал, тем более что прямых доказательств его вины не было и их бы пришлось добывать в пыточной. Будь в данный момент в столице царевич Федор или князь Бодров, можно было бы получить прямой приказ арестовать подозреваемого, ведь покушение на их жизни – это преступление сверхтяжкое и нуждающееся в быстром и показательном возмездии. Но царевич отбыл в Корбинский край, а князь отправился в Силирию вызволять из осады младшего сына таридийского государя. Брать же на себя решение вопроса такой важности Ольховский не мог, равно как не имел пока прямого доступа к монарху. Пришлось действовать через главу Сыскного приказа. Однако Никита Андреевич и сам энтузиазма по данному поводу не проявил, и Ивану Федоровичу доложил в соответствующем виде, так что приказа на арест не поступило.
Что ж, возможно, Ольховский чего-то не понимал, глядя на ситуацию только со своей колокольни, может, и вправду нельзя было делать настолько резких движений, как вторжение на территорию фрадштадтского представительства. Но, по крайней мере, контрразведчик сделал всё, что от него зависело. А раз уж нельзя было нарываться на международный скандал, то подполковник пока ограничился установлением круглосуточного наблюдения за нужным объектом. Тем более что никто ему не запрещал по-тихому схватить фрадштадтца, если тот выйдет в город.
6
– Миха, ты как себя чувствуешь? – проявил обеспокоенность моим состоянием Васька Григорянский.
Было семь часов утра, и наконец-то можно было расслабиться: все части разведены по местам и расквартированы для отдыха, все посты выставлены, разведка отправлена. Рану мою давно обработали и перевязали, пуля прошла по касательной, и полковой доктор заверил, что никакой опасности нет. Однако и совсем уж бесследно для меня ранение пройти не могло, плечо болело, и по ощущениям это было чем-то сродни последствиям от сильного удара палкой. Да и нервное напряжение, несмотря на всю мою уверенность в победе, никуда не делось, так что стоило только усесться в кресло и расслабленно вытянуть уставшие ноги к ярко пылающему камину, как усталость накрыла меня с головой. Глаза норовили закрыться, а мысли с трудом ворочались в голове… Фактически голос Григорянского выдернул меня из состояния полузабытья.
– Да могло быть и лучше, – я потянулся, сбрасывая с себя сонное оцепенение, – если бы Яблонец находился километров на двадцать ближе к нам.
Имелось в виду, что будь между Злином и Яблонцом вместо сорока километров двадцать, я бы, не останавливаясь, погнал войско дальше, к занятому улорийцами городу. Потому что двадцать километров – это четыре-пять часов ходу. И прекрасная возможность уже утром «осчастливить» врага своим появлением под стенами. К сожалению, до Яблонца все сорок километров, то есть целый дневной переход, да еще с поправкой на вступающую в свои права зиму.
– Господи! Благодарю тебя за то, что улорийцы так далеко! Не то бы этот сумасшедший выходец из холодных краев погнал меня на них без отдыха и сна! – князь картинно поднял руки, показывая, что обращается к небесам. Но быстро сменил тему: – Я сильно испугался, когда ты упал после выстрела! Думал – всё, сказочке конец, нет тебя больше…
– Мне легче, – невесело усмехнулся я, – я не успел испугаться. Ба-бах – удар в плечо, меня развернула невидимая сила и бросила наземь.
– Да уж. До сих пор не возьму в толк, как силирийцы умудрились просочиться сквозь наших солдат?
– Утверждают, что ничего особенного не делали. Просто невероятное стечение обстоятельств.
– Они, наверное, уже думали, что сумеют вырваться из крепости. А тут мы.
– Не повезло им.
– Когда Яблонец брать будем, дашь мне опробовать новые орудия в боевых условиях? – спросил безмерно переживающий за развитие артиллерии Григорянский.
– Боюсь, что снова нет, – я вынужден был разочаровать товарища, – хочу по максимуму использовать фактор неожиданности. Иначе потеряем много времени. Но если что-то пойдет не так, то непременно в ход пойдут новые гаубицы. Обещаю.
