В горячке Джон и не подумал обзавестись более удобным для абордажного боя оружием, а вот враг встретил его с двумя короткими саблями в руках, и удержать его на дистанции в условиях корабельной тесноты оказалось задачей невыполнимой. Если бы ради него не пожертвовал своей жизнью безвестный матрос, для Олстона всё закончилось бы очень печально. Но об этом капитан предпочитал не думать – простые люди для того и существуют, чтобы спасать таких, как он, а проклятый Бодров и так чуть не разрубил ему кость предплечья!
Слава богу, князь не стал добивать раненого и подавленного превосходством противника капитана. Вместо этого он неожиданно ретировался. Олстон чуть позже понял мотивы этого поступка, а тогда просто радовался возможности унести ноги на пришедший на помощь фрегат «Буревестник», где можно было найти лекаря.
Но, едва перебравшись на борт «Буревестника», капитан был сбит с ног волной мощного взрыва, уничтожившего таридийский фрегат и почти полностью разворотившего «Север». Джона швырнуло на какие-то ящики, он едва успел инстинктивно выставить перед собой руки, моментально отозвавшиеся болью. Особенно громко о себе заявила уже пострадавшая в бою правая рука. У Олстона заложило уши, но его самообладания хватило на то, чтобы забиться в какую-то щель и прикрыть голову руками – вокруг сыпались с неба обломки, многие из которых были способны убить человека.
Но и тут пронесло, бог миловал. Даже подумалось, что полоса невезения завершилась и можно смотреть в будущее уверенно и с обычно присущим Олстону оптимизмом, но почему-то особой радости эта мысль не приносила. Ему бы следовало пребывать в ярости из-за того, что вожделенная добыча вновь ускользнула, но вместо этого он был разочарован, подавлен и напуган. Пожалуй, да – именно напуган. Еще никогда Джон не был так изобретателен, он каждый раз превосходил самого себя в изобретательности, под его рукой был практически неограниченный ресурс фрадштадтской Тайной канцелярии и флота, но противник раз за разом избегал ловушек или вырывался из расставленных силков, еще и нанося при этом урон своим загонщикам. А может, контр-адмирал Вильсон прав и эта добыча капитану не по зубам? Может, бросить это дело, пока не поздно, пока он сам жив?
Впрочем, устраивать новую охоту на Бодрова сейчас и не требуется, война объявлена, мощная эскадра его величества блокировала Южноморск. Даже если штурма главной морской базы Таридии не будет, всё морское сообщение, вся торговля таридийцев в Южном море остановлена на неопределенное время, и это нанесет противнику огромный моральный и материальный ущерб. А избавиться от блокады не получится даже у столь находчивого и изворотливого человека, как Михаил Бодров – нет силы, способной противостоять военно-морскому флоту Фрадштадта. Так что Олстону сейчас нужно просто быть рядом и наблюдать, как князь Бодров, если он действительно жив, корчится на берегу от бессилия. Или надеяться, что Князя Холода не существует.
22
Несмотря на холод и усталость, я был зол. Даже не зол, я был в ярости. В холодной такой ярости, которая гонит человека вперед, не застилая при этом глаза и не отключая голову. Мне было плевать на Джона Олстона – он всего лишь маленький винтик в большом механизме и сам по себе не важен и не страшен. Но вот его злокозненная страна-хозяйка, Фрадштадтом называемая, – это нечто! Вот спрашивается: что им нужно?
Живет себе страна в самом центре континента, никого не трогает, зла никому не делает, особыми богатствами не обладает, на соседские земли не покушается, а совсем даже напротив – только и успевает свои от соседей оборонять. Казалось бы, как можно таким образом мешать маленькому, но чрезвычайно богатому и жадному морскому королевству, лежащему на разбросанных по Южному морю островах? А вот поди ж ты – можно!
Что послужило катализатором нынешнего обострения? Реформы царевича Федора, начало строительства флота, историческая неприязнь или какие-то финансовые интересы конкретно взятых фрадштадтцев? Хорошо было бы разобраться в причинах происходящего, хотя бы для того, чтобы легче было прогнозировать последствия предпринимаемых шагов в будущем, но сейчас это меня волновало очень мало. Есть простые человеческие понятия, не обремененные навороченными политическими штучками, и согласно им Таридийское царство не делало ничего предосудительного, однако же постоянно подвергалось нападкам агрессивных соседей. Это было неправильно, и это меня сильно раздражало. А уж как меня раздражал выбор себя любимого в качестве основной мишени! Тут уж явно заклятый друг Олстон постарался, и сложно обвинять его при этом в неправоте.
С одной стороны, главной движущей силой всех таридийских реформ является Федор Иванович. Он у нас и главный управитель, и верховный главнокомандующий, и самый увлеченный корабел, и лучший флотоводец. Но, с другой стороны, при всех своих замечательных качествах, Федор всего лишь талантливейший представитель своей эпохи, и мыслит он ее категориями, а оттого часто просто не в силах предугадать наиболее выгодное направление развития. А мне и предугадывать ничего не нужно: как человек двадцать первого века, я столько об этом читал, слушал, смотрел фильмы и телевидение, что очень многие вещи знаю наперед. И даже если я не знаю, как долго придется идти и с чем придется столкнуться по дороге к цели, но зато я точно знаю, что это за цель, что нас должно ждать в конце этой дороги. Это делает наш тандем с царевичем чрезвычайно продуктивным, а мое врожденное нежелание быть лидером только укрепляет его, оберегая меня от обвинений в предательстве и посягательстве на трон.
О моем истинном прошлом агент фрадштадтской Тайной канцелярии знать не может, тем не менее каким-то образом он сумел то ли понять, то ли просто почувствовать именно мою значимость. То есть Федора он считает просто опасным, но понятным, а меня – опасным, но не понятным. И оттого отдает мне приоритет в очереди на уничтожение. Я не считаю себя таким уж важным для Таридии и таким уж опасным для Островов, но против такого вывода не возражаю. Хотя бы потому, что в роли главного объекта охоты старший царевич мог бы оказаться менее везучим и изворотливым, чем я.
До пограничной заставы пришлось брести километров пять-шесть. Ночью, при плохой видимости да еще босиком на это ушло часа два, потому что привыкший ходить босым Игнат шагал вполне себе бодро, а я едва тащился, поминутно ругаясь и хватаясь за ушибленную или наколотую ногу. Хорошо, что пограничники были настороже, их дозоры перехватили нас еще на подходе к обнесенной деревянным частоколом заставе, и нам не пришлось тарабанить посреди ночи в запертые ворота и долго объяснять, кто мы и откуда.
Маленькая деревянная крепость не спала, готовясь к возможному нападению, часть спасенных членов экипажа «Апостола» находилась здесь, но Алексей и женщины еще засветло были под охраной отправлены в Южноморск. Что ж, не беда, встретимся завтра. Главное, что у них всё в порядке.
Я немного поразмыслил на тему, оставаться ли на заставе на ночь? Если бы я сегодня был в роли охотника, а не загоняемой жертвы, то предпринял бы попытку ночью достать расслабившуюся добычу из ненадежного укрытия, численный перевес-то позволяет это сделать. А как поведут себя фрадштадтцы? Да кто ж их знает! А я сегодня слишком устал, чтобы нестись сквозь ночь к городу.
