И тут раздался голос – обвиняющий голос, похожий на Питера:
– Что ты наделал?
Я подумал, что он снова злится из-за Многоглазов, но это было другое.
Она снова появилась, кем бы ни была эта она: та «она», которая приходила в мои сны каждую ночь. Глаза у нее были пустые и голубые, темные волосы лежали вокруг головы завитками. Рот у нее был открыт, но была и улыбка – улыбка не на том месте, улыбка, которая пролегла у нее под подбородком от уха до уха. В темноте мигнуло серебро, словно быстрая рыбка в ручье, а потом я проснулся, широко распахнув глаза.
Пираты выкрикивали проклятия, и ветер принес ко мне смех Питера. В следующий миг я уже смог проследить за звуками. Они направлялись на запад, в поля – и, судя по этому гвалту, наверняка должны найти Многоглазов.
А еще этот шум сказал мне, что они преследуют Питера. Значит, мне можно расслабиться и идти по дороге, а не пробираться на карачках по траве. Я встал, стряхивая с куртки цеплючие семена травы: я все-таки немного гордился своей курткой, хоть она и была заляпана кровью, грязью и неизвестно чем еще. Я гордился ею, потому что Питер ее захотел и потому что до сих пор не успокоился, что я первый догадался ее забрать.
Я брел по тропе в сторону пещеры, не думая ни о чем в особенности, кроме разве что возможности поспать. Тряская спешка, не дававшая мне покоя с ночи, ушла. Солнце загнало меня в ощущение дремотного спокойствия. Я думал только о том, чтобы добраться до пещеры раньше Питера, чтобы немного поспать.
Из-за того, что я шел медленно и толком не прислушивался, пират чуть ли не натолкнулся на меня, когда я его заметил.
Тропа петляла вдоль предгорий, и на ней было много слепых поворотов и изгибов. Я должен был бы его услышать: он топал по земле тяжелыми сапожищами, какие носили все пираты – и шумно дышал на бегу. Но я его не услышал. Я думал о том, что мне приснилось, и о голосе, и о серебристом ноже.
Я завернул за угол – и он оказался там, всего в нескольких шагах от меня, и мое неожиданное появление заставило его вздрогнуть и отпрыгнуть с испуганным криком.
– Ты! – сказал он – потому что, конечно же, это оказался Рыжий Том.
Рыжий Том, который меня ненавидел. Рыжий Том, которого я оставил без руки. Рыжий Том, который перестал быть первым помощником из-за меня.
Туман в моей голове моментально рассеялся. Питер отдал мне четкий приказ. Никто не должен вернуться в пиратский лагерь.
Когда Рыжий Том недавно проходил мимо, он держал саблю наготове, собираясь зарубить Питера. Сейчас сабли у него не было. Наверное, он выронил ее на полях. Рыжий Том побывал на полях: в этом я был уверен. Я увидел на его одежде длинные травинки.
Лицо у него было белое, как холодная луна, хоть он и бежал изо всех сил. Он хотел было на меня броситься, но мои слова заставили его замереть на месте.
– Ты его видел, да?
Он глотнул воздух, и кожа его стала еще более бескровной.
– Это был ужас… капитан… Оно перекусило капитана пополам, и кровь была везде. Везде.
Рыжий Том закрыл глаза, и я точно знал: на внутренней стороне век он видит картину того, как его капитана съедают живьем. Этого времени мне хватило, чтобы вытащить кинжал и воткнуть ему в шею.
Его глаза распахнулись, он булькнул – и кровь собралась у него во рту и пролилась на губы. Он беспомощно замахал руками, упал на колени… а потом Рыжего Тома не стало.
Его тело завалилось на землю. Я вытащил нож и вытер кровь о свои штаны из оленьей шкуры.
Солнце на западе уже начало опускаться. Я затенил глаза рукой и вгляделся в длинное поле желтой травы. Не было видно ни Питера, ни пиратов, ни Многоглазов. Я подумал, что они должны были находиться совсем близко, раз Рыжий Том так рано побежал обратно в лагерь.
Но потом я вспомнил, что задремал в траве. Хотя мне казалось, что это было всего на мгновение, на самом деле я мог проспать и дольше. Разбудивший меня шум мог раздаваться дальше, чем мне показалось. Звуки на острове распространялись странно.
Труп Рыжего Тома почти тут же привлек мух. Я схватил его за руку и уволок в траву, оставляя след густой крови. По шее и спине у меня лился пот. Меня всегда удивляло, какие у взрослых тяжелые трупы по сравнению с мальчишескими, даже если этот взрослый и был таким худым, как Рыжий Том.
Я оставил его у самого края поля, чтобы любой проходящий мимо Многоглаз его нашел и съел. Если кто-то из оставшихся пиратов придет сюда искать своих пропавших товарищей, единственное, что он найдет – это кровавый след. А при удаче и его успеет смыть очередной дождь.
А потом я двинулся обратно к Медвежьей берлоге. Я попал на тропу через узкую расщелину между двумя скалами. Дорога сначала круто шла вверх, а потом петляла по предгорьям, в конце концов пересекаясь с горной тропой к пещере.
Пройдя часть тропы, можно было заглянуть в поля довольно далеко, и я так и сделал: повернулся, проверяя, не удастся ли мне увидеть Питера до того, как солнце окончательно сядет.
Я не умею бегать так быстро, как Питер, и слышу не так хорошо. Но вот вижу я четко и далеко, и точность моих выстрелов ограничивается только тем, насколько далеко может улететь стрела.
К моему изумлению Питер оказался не очень далеко – возможно, в четверти часа ходьбы. Я очень ясно его увидел недалеко от границы прерии. Несколько голубых и розовых цветов качались вокруг его головы. Он стоял спокойно, явно не опасаясь, что его кто-то увидит или поймает.
Он стоял ко мне боком, и он… разговаривал с собственной ладонью? По крайней мере, именно так это выглядело. Я сощурил глаза – и мне показалось, что в его полураскрытой руке подпрыгивает золотой огонек.
Светлячок? С чего это Питер вдруг разговаривает со светлячком?
Это было странно, даже для Питера. Он отвернулся от меня, встав лицом к центру прерии и гнезду Многоглазов. Я наблюдал за ним, не понимая, что он делает и почему не поворачивает обратно к пещере, ко мне.
И вот тут я впервые увидел, как он летит.
Он поднялся над травой – плавно, очень плавно, радостно болтая ногами. Вскоре он оказался почти на одном уровне с моим местом на тропе. Если бы он повернулся, то увидел бы меня. Но он не повернулся. Он полетел прочь, над золотистыми полями, к морю.
Я почувствовал, как у меня в груди загорелась зависть, такая обжигающая, что даже слезы из глаз выбила. Когда он такому научился? Почему не поделился с нами?
Почему не поделился со мной?
То тепло, которое мне принесла его улыбка, исчезло. Я не знаю Питера – теперь не знаю. Раньше мы всем делились. Питер всегда брал меня на приключения.
И вот теперь у него появились договоры с Многоглазами и он умеет летать. У него есть секреты. Мне не нужно ждать в Медвежьей берлоге такого мальчишку – такого, который говорил мне, что я особенный, но делал это только дли того, чтобы я не слишком присматривался к тому, чем он занят.
