Пиратский лагерь был примерно в двух днях ходьбы от дерева – в зависимости от того, насколько удастся поторопить толпу мальчишек. Хотя Питер и пытался представить все как приключение, я-то хорошо знал, что работы тут не меньше, чем игры. Надо собрать и нести припасы. Многоглазы сторожат прерию, которую нам надо пересечь. И, сверх того, пиратов вообще может не оказаться на месте. В это время года они и сами довольно часто отправлялись в налеты, забирая золото у галеонов в море и рыдающих девиц из городов, которые они сжигали.
На мой взгляд, идея была неудачная. Мало того, что мне придется беспокоиться о Чарли, новенькие еще не были проверены. Мы не знали, способны ли хотя бы половина из них вообще драться, не говоря уже о том, чтобы справиться со взрослыми мужчинами, которые добывают себе деньги своими саблями.
И Дел, наверное, не выдержит. Я уже представлял себе, как мальчишку в пути начнет рвать лужами крови – крови, которая привлечет к нам Многоглазов, когда мы окажемся на тропе, идущей по границе их земель. И даже если допустить, что все мальчишки доберутся до пиратского лагеря, вряд ли все вернутся назад. Мы никогда не возвращались в том же количестве, в каком уходили.
Я ободряюще улыбнулся Чарли. Малыш ответил полуулыбкой на мой совет оставаться на месте. Я протиснулся к Питеру, который энергично расцарапывал землю, показывая, кто пойдет куда в пиратском лагере. Я должен был попытаться, хотя ничего из этого не выйдет.
– Не думаю… – начал я вполголоса.
– Вот и не думай! – резко оборвал меня Питер.
Кое-кто из мальчишек захихикали, и я обвел их всех прищуренными глазами. Они по очереди отводили взгляды – кроме Щипка, который нахально смотрел на меня, пока я не зарычал. Тут Щипок уставился в землю, а щеки его залились краской. Я слушаюсь только Питера, и чем скорее новички это поймут, тем лучше.
– Знаю я, чего ты хочешь, – сказал Питер, не отрывая ярко горящих зеленых глаз от своего рисунка. – Прекрати нянчиться.
– Подождать, пока они не будут готовы – это не нянчиться, – сказал я.
– Прекрати нянчиться, – повторил Питер.
Вот и все. Питер сказал свое слово – и все мы будем делать то, чего он хочет. Это его остров. Он пригласил нас сюда, пообещал нам, что мы вечно будем маленькими и счастливыми.
Мы и были. Если не заболевали, не умирали или не попадали в плен к пиратам. А если это с нами случалось, то Питера это не волновало. Мальчишки были для него просто участниками игр, которые помогали ему проводить время – хотя никто из них об этом не знал. Они все считали, что они для него особенные, хотя особенным был только я. Питер выбрал меня первым, держал меня у своей правой руки очень много лет. Но даже у меня не было возможности заставить Питера делать то, чего ему делать не хочется.
Питер хочет налет. У нас будет налет.
Я засунул руки за пояс лосин, оставив большие пальцы снаружи. Я вполуха слушал, как Питер строит планы. Я все это уже много раз слышал, и я знал, что буду делать в любом случае. Я всегда дерусь с первым помощником.
Я убил большинство из них, а те, кто выжили, носили мою отметину. Я отрубал всем моим жертвам, и живым и мертвым, правую руку, чтобы они знали, кто я – и помнили. Я всегда брал для этого их собственные сабли, потому что я был вооружен только кинжалом, а еще потому что думал, что им больнее, если я использую их оружие.
Питер всегда дрался с капитаном. За эти годы сменилось несколько капитанов, хотя вот этот держался уже довольно давно. Мне казалось, что порой Питер в бою не слишком старается. Похоже, задирать капитана ему нравилось больше, чем убивать его.
Довольно скоро Питер выпрямился и отряхнул руки.
– Идите и добудьте еды, парни. А после мы отправимся на дело.
Большинство мальчишек полезли наружу через маленькую дырку, которая служила входом и выходом из дерева. Дерево было громадное и совершенно пустое внутри – такое большое, что могло вместить тридцать мальчишек, улегшихся рядом друг с другом на землю. Корни вокруг пола выгибались вверх, создавая сиденья и кровати для тех, кому это было нужно – хотя большинство умащивались на кучах шкур.
На новеньких все еще была та одежда, в которой они пришли из Другого Места, а остальные носили мешанину их шкур и одежды, украденной в пиратском лагере. У меня была красная куртка, застегнутая на груди: я ее стащил у кого-то из капитанов давным-давно: он сдуру оставил ее на бельевой веревке. Куртка была мне велика, и я чуть подрезал у нее рукава и полы, но она была моя.
Какое-то время Питер мне завидовал, потому что это была хорошая добыча, и пытался ее выпросить и намекал, что я обязан отдать ее ему, но я не захотел. Я заметил эту куртку раньше него и сорвал с веревки, пока он, как всегда, искал что-нибудь блестящее. Ему просто невыносимо было знать, что я в чем-то его опередил. А потом он решил, что куртка – это глупо и смотрится на мне по-дурацки из-за того, что так велика, но я-то знал, что он ее хочет.
Чарли дожидался на том месте, где я его оставил, пока я не подошел к нему и легонько не толкнул коленом, отправляя следом за остальными наружу.
Мальчуган посмотрел на меня очень серьезно и, не вынимая пальца изо рта, спросил:
– А ты идешь?
– Скоро, – ответил я и похлопал Чарли по плечу. – Давай, иди.
Мне хотелось переговорить с Питером без остальных. Когда я повернулся, Питер скрестил руки, с легким интересом наблюдая за двойняшками.
– Это все зачем? – спросил я.
Питер пожал плечами:
– А зачем все бывает? Им нравится друг друга колотить.
Кивок и Туман катались по земле, стараясь врезать друг другу по лицу как можно сильнее. У одного из двойняшек – трудно было определить кто из них кто, когда они вот так сцеплялись и возились в грязи – уже пошла кровь, она текла и брызгами отлетала от их дергающихся тел.
Мы еще немного понаблюдали за двойняшками. Питер позволил бы им драться, пока оба не помрут, но мне не хотелось, чтобы они поломали себе руки-ноги перед самым налетом. Питер о таких вещах не задумывался. Он говорил, что для этого я ему и нужен: чтобы думать о них вместо него и избавить его от лишних усилий.
Туман как-то сломал Кивку запястье, и хоть я и постарался закрепить его куском коры и веревки, сделанной из какого-то вьюнка, оно срослось не совсем правильно. Запястье было чуть смещено, и если потрогать место бывшего перелома, то там чувствовался бугорок кривой кости.
Кивка нисколько не волновал ни перелом, ни далеко не идеальное сращение, но потом у него несколько дней был жар, так что он был на волоске. Я присматривал за ним в тот период, позаботился, чтобы Кивок выжил. Но если один из двойняшек сломает еще одну кость перед вылазкой, Питер не позволит мне остаться и за ним присматривать. У меня есть обязанности – да и о Чарли больше никто не позаботится. Мы вернемся к трупу бывшего двойняшки, и я похороню его вместе с другими на лесной поляне.
