— А ну, брысь! — Алиса возмущенно попыталась захлопнуть дверь. — Я знаю, чем заканчиваются твои поцелуи!
— Разве плохо, когда так любят? — Леня без усилий держал дверь, не давая ей закрыться.
— Отпусти! — взмолилась Алиса. — Каменный ты, что ли?
— А ты проверь! — напряг мускулы Леня.
В этот момент из детской выбежал Димка, и Леня разочарованно отпустил дверь.
— У меня в семье два ребенка, — сердито сказала Алиса, завладев наконец ванной комнатой.
Леня с Димкой уже носились по квартире, роняя мебель. Алиса невольно вздохнула: как же трудно с гиперактивным ребенком!
— А ну, прекратили возню! — скомандовала она, умывшись и причесавшись. — Живо завтракать!
— Маму надо слушаться, — строго сказал сыну Леня. — Мама у нас главная.
— Главный у нас дедушка, — важно сказал Димка. Алиса показала мужу язык.
За завтраком обсуждали погоду.
— Нам обязательно повезет, — сказал Леня, которого жена порою называла неисправимым оптимистом. — К обеду будет солнце. Я заказал. Пожарим мясо в саду на углях.
— Мама ест рыбу. А ты — мальчишка. По-прежнему веришь в чудеса. А чудес не бывает, — Алиса кивнула на кухонное окно, которое все было в водяных потеках.
Палитра у ноября и без того была небогатая, а сегодня все эти блеклые краски смазались, и остался один только серый безрадостный цвет. Одно хорошо: морозы еще не ударили. Погода была хоть и дождливая, но по-прежнему аномально теплая для этого времени года.
— Ты когда-нибудь была ребенком? — подмигнул Леня. — Или заменяла в детском саду воспитательницу? Улыбнись, Алиса-без-страны-чудес! И кто тебя только так назвал?
— Мама… Димка, ты поел?
— Угу, — с набитый ртом сказал сын.
— Сколько же он лопает! — покачала головой Алиса. — Как бы не набрал лишний вес! Отец расстроится, он хочет, чтобы Димка стал хорошим спортсменом.
— Он ест, потому что сильный. Не оговаривай его.
— Какой у нас добрый, заботливый папа! Дым, тебе со мной невероятно повезло. Я умею говорить «нет».
— Похоже, что «да» ты сказала один раз в жизни. Мне, когда согласилась выйти за меня замуж.
— Раньше, — шепнула ему на ухо Алиса. — Помнишь, как мы целовались в машине?
— У тюрьмы? Еще бы! А что было потом — смутно.
— Ах так? — Алиса шутя сделала выпад с невидимой рапирой в руке. — Ангард! Защищайся, сударь! Я вызываю на бой твою память!
Димка вскочил и насупился, пытаясь встать между родителями.
— Не любит, когда мама с папой ссорятся, — с широкой улыбкой сказал Леня. — Димка, да мы просто играем. Мама с папой друг друга любят. Очень. Иди сюда.
Какое-то время они стояли втроем обнявшись. Потом Алиса решительно сказала:
— Пора.
— А мы будем гулять? — спросил Димка. Ему нравилось, что в доме у деда все мужчины носят военную форму.
Охранники и Гриша охотно брали мальчишку на полосу препятствий, подсаживали на турник, показывали, как правильно подтягиваться и отжиматься. Это было гораздо интереснее, чем сидеть дома и играть по Инету в стрелялки. Димка хотел быть таким же сильным, как дедушка и папа. Хотя мамаши, гуляющие с детьми в их московском дворе, находили Диму Дымова слишком уж агрессивным. Алиса устала выслушивать жалобы.
— Если повезет с погодой, то будем, — потрепала она сына по густым и темным волосам. Ежик на макушке был совсем как у Лени. — Саша приехал, ты помнишь его?
— Не-а.
— Все он помнит, — вздохнул муж. — Просто они с Сашком пока не нашли общий язык. Разные они. И, честно сказать, до сих пор не пойму, как надо говорить? Приехал твой кто? Дядя? Так они почти ровесники! А Димка еще и на голову выше!
— Они маленькие, все равно не поймут. Объясним, когда вырастут.
…Даша не утерпела, вышла на улицу. Сашка остался с отцом, который безумно по нему соскучился. Моросил дождь, но Даша упрямо стояла у ворот, ожидая, когда в них въедет знакомая машина. Конечно, они с Алисой и Димкой общались по скайпу и в Италию Дымовы приезжали, но все равно это были очень уж редкие встречи для такой чувствительной женщины, как Дарья Витальевна. Семья — это было все, что у нее осталось. Только этими отношениями она теперь дорожила. В этой тихой гавани мечтала пришвартовать все свои корабли. Собрать всех под одной крышей, объединить, сковать семейными узами, как цепями, чтобы все остальное уже не имело значения. Все эти фирмы, банки, локальные бои за бизнес и масштабные компании по захвату рынка.
Разве денег на счетах не хватит до конца жизни? Если, конечно, жить скромно, незаметно, устроить небольшой бизнес в той же Италии и забыть о том, что происходит на Родине. Никак во всем этом не участвовать, не хвалить, но и не ругать, не комментировать, вообще не выражать никаких эмоций.
Так делали все, кто, подобно ей, перебрался за границу. Некоторые даже хранили свои билеты в один конец, и все без исключения говорили и писали в соцсетях: «Ни разу не пожалел». Так почему же муж так упорствует? Его ведь отпустили и даже денег на жизнь оставили.
«Я хочу, чтобы он весь был мой, — думала Даша, неотрывно глядя на глухие ворота. — Принял бы наше с ним положение, стал, как все, эмигрантом. Мы растили бы сына и ждали в гости дочку с внуком. Читали бы новости о стране, в которой родились, равнодушно или с жалостью. Им там плохо, а нам тут хорошо… Слава богу, самое страшное закончилось. Дима на свободе. А его так и тянет обратно в тюрьму. Так что же делать?!»
Она поежилась: вокруг было очень уж много крепких молодых мужчин в форменной одежде. Когда приезжала Дарья Витальевна, они старались быть незаметными, только это им плохо удавалось. Она все время чувствовала себя не дома, а в какой-нибудь воинской части. За ней всегда внимательно следили чьи-то глаза. Вот и сейчас подошел Гриша, водитель, и предельно вежливо спросил:
— Все в порядке, Дарья Витальевна?
— Да, — кивнула она.
— Принести вам зонт?
— Если надо будет, я сама возьму, — сказала она и тут же испугалась собственной резкости. — Спасибо, Гриша.
Водитель мужа молча отошел.
Даша принялась себя корить: зачем ты так? Они тебя, возможно, не любят, но уважают и берегут. Они делают это ради Сажина, которому некогда проявлять заботу о жене. Он занят другими делами, более важными. Он президент чего-то там. Даша так и не называла новое детище мужа «БуЗой». Это ведь вызов. И звучит вульгарно. И Дима сильно изменился. Он теперь «бузотер».
А раньше Дима был не таким… Жаль, что она пропустила эти счастливые дни, увлекшись своими страданиями, как оказалось, пустыми. Счастье прошло, нет, не мимо. Незаметно. Так, что она не успела ощутить: вот оно, счастье. Не надо повторять прежних ошибок. Удержать хотя бы то, что есть. Хоть этого Диму, окаменевшего в своем желании отомстить, почти уже чужого, с руками, на которые она боялась смотреть. Даше не хотелось думать, что тренировочные бои остались в прошлом. И откуда этот шрам на лбу…
