— Всё против меня. — Сажин, казалось, приходил в себя. Взгляд его сделался осмысленным и немного посветлел. Теперь в нем отражалось свинцовое небо.
Алексей все гадал: Сажин сам хочет спрыгнуть с крыши или его столкнуть? А может, вместе, в обнимку? Он понимал, что сильно рискует. Но он должен был подставиться, чтобы показать: я твой друг. Я один и без оружия. И без прикрытия. Хочешь убить — убей. Но лучше вместе подумать, как выжить.
И Сажин отошел от парапета.
— Ночью Гриша умер в больнице, — глухо сказал он. — Жаль парня. Я ведь его опекун. Не будь меня, Гришку признали бы недееспособным, у него ведь трешка почти в самом центре Москвы. Лакомый кусок для черных риелторов. Гриша был все равно что ребенок. Очень уж доверчивый. Отчего все думали, что с придурью. А он был классным водителем, ответственным исполнителем. Спас, называется. Под пули подставил. А ведь он был мне верен. Гриша, Дым… Все ушли. Теперь вот ты.
— Я остаюсь… Как ты сказал? — встрепенулся он. — Гриша умер?
— Да. Рана воспалилась из-за того что поздно доставили в больницу, началось заражение крови. Вроде здоровый парень, а не сдюжил. Надо тело из морга забрать.
— А у него что, нет родственников?
— Родители погибли в автокатастрофе, братьев-сестер нет. А дальних родственников искать у меня времени нет. Эти пираньи сами объявятся. Я им приманку не кину. Поэтому хоронить Гришку придется мне. Как же я устал носить траур!
— Потому что слишком долго носил белое. А ведь это выход, Дима. Тебе надо умереть. Мы все устроим. Гриша нам поможет.
— Ты хочешь сказать… Нет, так нельзя.
— Он бы очень хотел быть тобой. Он мне сам об этом говорил. Вот и будет. Я думаю, Грише это понравится. Это царский подарок, Сажин. Бог тебя любит. Прими это как знак.
— Нет, я так не могу. Сбежать после того, как угробил столько людей и дело.
— Я обещал Даше тебя вывезти. Она ждет.
— Врешь!
— Я ей звонил. Мы долго говорили. Она тебя простит и примет обратно. С оговорками, но…
— Мне — унижаться перед женщиной?
— Перед твоей женой. Кто у тебя еще остался? — сердито спросил он. — Я да она.
— Скажи мне одно: почему ты столько времени тянул? — глухо спросил Сажин. — Ты мог сразу мне сказать.
— Доверие зарабатывал. Мне ведь надо было доказать, что я на службе, выполняю приказ. Подбираюсь к преступнику с целью ликвидации.
— Выходит, все это время ты был двойным агентом, — усмехнулся Сажин. — И вашим и нашим.
— Можешь себе представить, как мне было тяжело? Еще вчера сидел, ломал голову, как буду тебя спасать. Положим, паспорт я тебе достану. Не самая большая проблема. Но где мне раздобыть твой труп?
— Ты так уверен, что надо меня спасать? — тяжело посмотрел на него Сажин. — А может, ну его? Сбитый летчик, туда мне и дорога.
— Ты просто поспешил. Тебе надо отсидеться. Остыть, если хочешь. Ну, куда ты ломанулся? Комплекс Монте-Кристо? Забудь. Все благородные чувства остались в прошлом веке. А сейчас у нас, образно говоря, моральное бездорожье. Все ненавидят всех. Не только бедные богатых. Низший средний класс кроет тех, кому живется чуть лучше, бюджетники костерят ипэшников за то, что им не надо по графику ходить на работу, бизнесмены — госслужащих, провинциалы — москвичей, которые обкладывают матом провинциальное быдло, разве что в ненависти к олигархам все единодушны. А ты кто? Ну, бывший олигарх. Так ведь все уверены: наворовал. Ненавидят каждого, кто живет чуть лучше. Некого объединять и некуда. Каждый сам по себе и со своим мнением. И уж точно, бороться за кого-то другого никто не будет. Все борются исключительно за себя, и то по большим праздникам, а чаще помалкивают, не понимая, что таким образом лучше не будет никому. Ведь получается, что одновременно все борются и против себя же. Создавая разрозненное, озлобленное большинство. Пока мы не научимся договариваться и уступать, а главное, доверять честным людям, каковые все же остались, всякое сотрясение воздуха бесполезно. Но ты еще нестарый человек, Сажин. Мужик в самом соку. Время еще есть. Я думаю, тебе стоит сохранить жизнь. Иначе бы я на это не подписался.
— Хорошо, давай попробуем.
— Первое: разговор останется между нами. На людях ты со мной холоден, мы в натянутых отношениях после смерти Дыма. Второе: завтра хоронишь Гришу. По-тихому, на ближайшем деревенском кладбище, в будни, понял? Третье: сегодня нанимаешь клининговое агентство и начинаешь приводить в порядок свой дом на «Риге»…
— А это еще зачем?
— Четвертое: вопросов больше не задаешь. Я говорю: ты делаешь. У меня очень мало времени, Дима. Ты должен был умереть еще вчера. Я отговорился только тем, что все должно случиться в безлюдном месте. Чтобы избежать человеческих жертв. Чего мне это стоило, если бы ты знал! Ты все понял?
— Не дурак, — напряженно сказал Сажин. — Постараюсь тебе подыграть.
— И соберись, — сурово сказал он. — Сам на себя не похож. А ведь ты был такой борзый, Сажин. Отчаянный, крутой. Ох, какой крутой! Как сейчас помню: в белом свитере, штанах в обтяжку, с наглой улыбкой. «Я — Сажин». «О боже, какой мужчина» — так я подумал, когда ты впервые вошел в мой кабинет. А сейчас черный, как головешка. Да, прибило тебя. А ты соберись. Море вылечит, солнце согреет. Глядишь, и мысли какие появятся. Ну, вперед! — и он ободряюще хлопнул Сажина по плечу.
На балкон по узкой винтовой лестнице Дмитрий Александрович спускался первым. Алексей шел следом, глядя на широченные сажинские плечи в черном пиджаке, и думал о том, как много предстоит сделать за эти сутки. Хорошо хоть, план есть и Сажин с ним согласился. Но делать-то ему.
К полудню на деревенское кладбище приехали три машины: катафалк с пустым салоном, в котором стоял один только заколоченный гроб да лежала пара венков, следом Сажин на своем белом «Мерседесе», а процессию замыкал огромный черный джип с охраной. Крутые машины у покосившихся ворот, на фоне могил с ржавыми оградами и облупившимися крестами смотрелись довольно-таки нелепо.
Двое могильщиков уже ждали. Было холодно, и работали они споро. Надгробных речей не было, заколоченный гроб без помпы опустили в свежевырытую яму и наскоро закидали землей. Сверху поставили венки.
— Поехали, — кивнул охране Сажин и направился к своей машине.
Те задержались, осматриваясь. На кладбище было пусто, хоронили здесь редко, а могилы навещали только на Пасху да в Родительскую. Так что охранники не суетились и осматривались больше для порядка. Один из могильщиков нерешительно подошел к самому, как ему показалось, важному, и, глядя на него снизу вверх, просительно сказал:
— Прибавить бы. Земля, вон, промерзла. Долго возились. Да корни пришлось рубить. Вишь, начальник, береза рядом с могилой растет?
Телохранитель Сажина молча полез в карман за деньгами.
— Это кто ж такой? — закуривая, спросил могильщик. Его руки тряслись то ли от холода, то ли с похмелья.
