Закончив разговор с Никифоровым, Гуров своим собеседникам отправил в обе клиники изображение агрессивного «пигмалиониста», дополнительно сообщив, что около трех лет назад тот был задержан на Грачихинском бульваре и передан сотрудникам психиатрической «Скорой». В это время хлопнула входная дверь, и в кабинет, широко шагая, бодро вошел Стас Крячко. Плюхнувшись на свое место, он шумно вздохнул:
– Ну и денек! Был я, Лева, и в Савиновке, и в Проклове. Кстати, большое мерси за фотопортреты. Несколько человек сказали, что типа, похожего на итальянца, возле дома Лунного они вроде бы видели. Правда, было это больше трех лет назад – сам понимаешь, из памяти многое стерлось. Но уже это обнадеживает.
– А что говорили по поводу «самурая» и того ненормального? – уточнил Лев, выслушав приятеля.
– Их не видел никто. Ну, во всяком случае, из тех, кого я опрашивал, – пожал плечами Крячко.
…Прибыв в Савиновку, Станислав первым делом направился к Таисии Максимчук. Та, лишь увидев его, с ходу задала свой, понятное дело, самый главный вопрос:
– Как там Виталя? Что говорят доктора?
Поскольку Стасу сказать было нечего (в клинике не успел побывать ни он сам, ни Гуров), пришлось отделаться общими словами, сообщив, что «пока все нормально, врачи работают, но о результатах говорить еще слишком рано». Как раз в этот момент на его телефон пришли снимки портретов итальянца, японца и психопата. И именно Таисия самая первая указала на итальянца, сказав, что этот человек самое малое раза два приезжал к Лунному. О чем они говорили, она не знала, но когда случайно встретила Джованни после второго его визита, то обратила внимание на то, что тот был чем-то раздосадован. Вполне возможно, итальянец тоже пытался подбить Виталия уехать за границу, но, как видно, без особого успеха.
Видела Таисия Джованни и после похорон Лунного. Он приезжал в село и, узнав о том, что Лунный похоронен, пришел к ней. Мешая русские и итальянские слова, на ломаном русском он попросил продать картину, подаренную ей Виталием. Ту самую, с библиотечным сюжетом. Но Таисия об этом не пожелала и слушать. Сам разговор о купле-продаже вещи, которой касались руки Виталия, показался ей кощунством. Поэтому, сказав категоричное «нет», она не пожелала продолжать разговор, и Джованни, сокрушенно воздыхая, был вынужден удалиться.
После визита к Таисии Крячко прошелся по деревне, расспрашивая всех, кого удалось застать дома, на улице, в магазине, в администрации, знакомы ли им лица, изображенные художниками с Грачихинского. Около десятка человек из тех, с кем пообщался Стас, из всех троих указали на итальянца. Японца и психопата не опознал никто. Попутно Стас интересовался и всякими иными незнакомцами, которые приезжали в Савиновку как до похорон Виталия, так и после. По этому поводу никто ничего определенного сказать не мог. Но один дед, пришедший за какой-то справкой в местную администрацию, все же смог рассказать кое-что интересное, имеющее отношение к расследованию. В разговоре он припомнил, как кто-то из бывших сельчан (кто именно – он уже забыл) рассказывал ему о том, что видел некоего странного чужака, который приезжал в Савиновку уже после того, как не стало Лунного.
Заинтересовавшись, Крячко попросил деда рассказать в подробностях о том визитере. С мучительной гримасой на лице сельчанин кое-как изложил свои отрывочные воспоминания. По его словам, как-то раз собрался он в Проклово. Выйдя к автобусной остановке, дед разговорился с уже поджидавшим автобус бывшим савиновцем, который сейчас проживает в другом месте.
В ходе обсуждения текущих сельских новостей и разных приметных событий из жизни Савиновки, собеседники упомянули Лунного. И вот этот бывший савиновец отметил в разговоре, что художнику и после смерти покоя нет. Минувшим днем он ходил на сельское кладбище проведать могилы своих близких и, пока дергал на могилах траву, пока красил оградку, постоянно слышал какой-то странный стук, словно кто-то колотит в бубен. А когда возвращался назад, у могилы Виталия неожиданно увидел какого-то странного человека. Какой он из себя, во что был одет, тот экс-савиновец не рассказал. Но обратил внимание на какие-то странные пляски чужака. Подобно северным шаманам, тот бил в небольшой бубен и, что-то заунывно напевая, прыгал и кружился на свободном пятачке между могильными холмиками. Заметив, что за ним наблюдают, неизвестный прекратил свои пляски и тут же куда-то смылся. Собственно говоря, именно поэтому бывшему савиновцу он и запомнился. Больше ничего дед рассказать не мог.
К досаде Станислава, его поездка в Проклово оказалась, как он посчитал, тоже не слишком результативной. Побеседовав с соседями Курубякина по подъезду, он выяснил, с кем тот дружил или хотя бы поддерживал приятельские контакты. Таких в Проклове оказалось всего трое. Но ни один из этой троицы не смог сказать, с кем именно Курубякин пошел на кражу. Более того! Двое были крайне удивлены, узнав о том, что их собутыльник подозревается в краже картины из местного музея. А третий объявил, что не виделся со своим «корешем» уже месяца полтора. Да и вообще не собирался видеться с ним и в дальнейшем, поскольку узнал о том, что Курубякин болеет туберкулезом.
Впрочем, директор музея Ворчунова, явив личную инициативу, за прошедшие сутки сумела найти кое-какую информацию о потенциальном организаторе кражи. Одна из ее знакомых, проживающая невдалеке от музея, рассказала, что за неделю до кражи она видела Курубякина в компании с каким-то худым, высоким человеком. Кто тот человек – женщина не знала, но явно не из прокловских. Одет он был в какое-то подобие монашеского балахона. Неизвестный к ней был повернут спиной, поэтому лица его она не разглядела, тем более что находилась от собеседников более чем в полусотне метров. Разглядела лишь то, что неизвестный в балахоне был сутуловат.
– Очень любопытное наблюдение! Очень! – Выслушав напарника, Гуров встал из-за стола и прошелся по кабинету. – Чую, на этот раз нам попалось что-то стоящее. Мне кажется, разработку Джованни и этого «Тояма-Токанава» теперь можно закрывать, даже не начиная.
Не ожидавший столь позитивной оценки своих изысканий, Стас вопросительно взглянул на Льва и уточнил:
– Думаешь, картину спер тот тип, что шаманил на кладбище? Но был-то он в Савиновке три года назад, а картину украли – вот, только что… Если ее и в самом деле украл тот «шаман», то почему сделал это только сейчас? Чего он ждал три года?
– Стас, обстоятельства могут быть самые разные, причем очень неожиданные. Почему я так подумал? Видишь ли, версия о причастности к краже тех двух иностранцев даже на первый взгляд смотрится слишком шаткой…
– А жаль! – цокнул языком Крячко.
– Это почему же? – удивленно взглянул на приятеля Лев.
– Я насчет японца. Жаль, если не он. Что-то последнее время к этим япошам я не питаю даже намека на что-то хорошее.
– А раньше питал? – иронично усмехнулся Лев.
– Ну, хотя бы относился нейтрально. А последние годы они с этими своими наездами насчет Курил довели уже до белого каления! Они, блин, за этот свой долбаный отряд садистов семьсот тридцать один как положено еще не ответили! А тут читаю на днях в Интернете, что, мол, если Япония силой захватит Курилы, то Россия им проиграет, и они оттяпают чуть ли не всю Сибирь. Какой-то там «военный аналитик» так сказал. Ну, я накатал комментарий, сказал все, что думаю о японцах и этом эксперте!
