Трехпольный переулок оказался своего рода островком пятиэтажек, который со всех сторон теснили ультрасовременные дома-башни в два, три, а то и четыре десятка этажей. Подъехав к дому номер пять, он подошел ко второму слева подъезду и набрал на домофоне цифры «один» и «шесть». После пары гудков в коммутаторе раздался щелчок, и женский голос произнес вопросительное «Да?».
– Здравствуйте, я из полиции, полковник Гуров. Я хотел бы вам задать пару вопросов.
Издав удивленное «А-а-а…», обитательница шестнадцатой квартиры отперла дверь, и Лев вошел во вполне приличного вида подъезд. На пороге шестнадцатой квартиры стояла молодая женщина, с некоторой тревогой глядя на незнакомца. Гуров показал ей удостоверение и пояснил:
– Меня интересует проживавший здесь ранее Жерар Снякунтиков. Вам такое имя знакомо?
– Да, я о нем слышала от соседей, – утвердительно кивнула хозяйка квартиры. – Проходите…
За чашкой чая собеседница Льва, назвавшаяся Галиной, под воинственные крики двоих сорванцов лет пяти, которые играли в индейцев, рассказала, что они с мужем купили эту жилплощадь у некоего дельца. Ее муж в данный момент был в отъезде (он работает дальнобойщиком), и она со своей «гвардией» ждала его возвращения с часу на час. По словам Галины, до этого их семья несколько лет жила по съемным квартирам. И лишь подкопив денег, они с мужем решились на приобретение собственного жилья.
– Знаете, кто деньги имеет, тот их вкладывает в недвижимость, – сдержанно вздохнула Галина. – Как рассказывали мои соседи, Снякунтиков пропился до нитки и влез в огромные долги по банковским кредитам, поэтому выставил свою квартиру на продажу. Покупатель, естественно, тут же нашелся. Ясное дело, у Снякунтикова он купил по заниженной цене, а нам втюхал раза в полтора дороже. Ну а куда денешься? Вот только совсем недавно расплатились… Но зато теперь у нас есть свое законное пристанище…
На вопрос Гурова, не знает ли она, где Снякунтиков может обитать в настоящее время, Галина пояснила, что краем уха слышала от одной из бабушек, проживающих в этом же подъезде, будто он в соседнем микрорайоне сошелся с какой-то особой намного старше себя. Но с кем именно и где та женщина проживает, она не знала.
– А с того времени, как вы сюда вселились, этот человек здесь не появлялся? – Лев достал рисованный портрет Жерара Снякунтикова и показал Галине.
– Это он и есть? – удивилась она. – Хм-м-м-м… А вы знаете, как-то раз… Ну, месяца полтора назад, похожий на него тип сидел на лавочке у нашего подъезда. Да, да, скорее всего, это он и был! Скажите, Лев Иванович, а он не опасен?
Гуров неопределенно пожал плечами, не зная, как лучше сказать. Пугать не хотелось, но и говорить о Снякунтикове как о «белом и пушистом» тоже было не резон.
– Галя, не хотел бы вас пугать, но… С головой у него, конечно, не все в порядке. Правда, насколько я знаю, к людям агрессии он не проявляет. Он отчего-то бывает агрессивен к полотнам художников. Года три назад пытался порезать картину одного самодеятельного художника на уличном вернисаже. Его отправили к психиатрам. В клинике его лечили и потом выпустили. Я не думаю, что он очень уж опасен, но… Все же, на всякий случай, если вдруг здесь появится, немедленно нам сообщите. Вот моя визитка.
Закончив разговор с Галиной, Лев попросил познакомить его с кем-то из старожилов этого дома.
– А-а, ну так давайте провожу вас к тете Шуре, – предложила Галина, – она этажом выше. Она здесь живет как бы не с восьмидесятых…
Тетя Шура оказалась рослой строгой дамой лет семидесяти. Когда-то она работала учительницей русского языка и литературы, поэтому изъяснялась очень грамотно. Узнав, кто к ней пришел, тетя Шура (точнее сказать, Александра Евгеньевна) охотно согласилась рассказать о Снякунтиковых все, что о них знает. Прежде всего она поведала, откуда у Жерара такое экзотическое для России имя.
– Его мать, Вера, с детства была ярой фанаткой этого красавчика-француза Жерара Филиппа. Знаете о таком? Вот! А комедия «Фанфан-Тюльпан» – это был ее любимейший фильм. В честь этого француза она и назвала своего сына Жераром…
Как рассказала тетя Шура далее, Вера Снякунтикова настолько пылала любовью ко всему французскому, что даже родить ребенка решила только от француза. А тут, как раз в восемьдесят пятом, состоялся Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве. И вот Вера, тогда еще учащаяся одного из столичных ПТУ, специально нашла себе французского студента. Познакомилась с ним в одном из кафе, пригласила домой, где и затащила к себе в постель.
– Ну, как сказать – «затащила»? – Александра Евгеньевна саркастически улыбнулась. – В пору всепланетного праздника свободной любви… Ну, Лев Иванович, как еще можно было бы назвать столь масштабное молодежное мероприятие, где собрались молодые люди, скажем откровенно, далекие от морального кодекса строителя коммунизма? Запад к той поре уже пережил так называемую «сексуальную революцию», поэтому в той фестивальной среде вполне часто звучал всем понятный и близкий пароль – «секс». И порой достаточно было произнести лишь одно это слово… Ну, к чему там, понимаете ли, всякие формальности типа «ай лав юу»? Просто «секс» – и все, всего через минуту в ближайших кустах мог начаться процесс «братания» разных рас и народов. Вы ведь, наверное, помните, сколько в те дни было работы у милиции и дружинников?
– Помню, по-о-мню… – сдержанно рассмеялся Лев.
Впрочем, Александра Евгеньевна уточнила, что «свальный грех» случался не только между гражданками Союза и пылкими африканцами (этого-то как раз было меньше всего). «Свободной любви» предавались и очень многие представители самых разных иностранных делегаций. Те же слывущие образцами чопорности англичане являли такие примеры «раскованности», что и не снилось пресловутым неграм. Ну а Верочка Снякунтикова, будучи девушкой почти приличной, в кустах влюбляться с предметом своих вожделений не захотела, поэтому и привела француза к себе домой, когда родители были на работе. Через девять месяцев, как она и надеялась, на свет появился маленький Жерар, о рождении которого его биологический папа и не знал, да, наверное, и не задумывался.
Поскольку в стенах Верочкиного ПТУ (как, скорее всего, и в большинстве других) не вся молодежь придерживалась постулатов все того же морального кодекса, употребление горячительного там не было редкостью. В числе «ударниц пятилетки» по части «приема на грудь» лошадиных доз алкоголя была и Верочка. Тем более что живой пример того, как не надо пить, постоянно был у нее перед глазами, в лице родных папы и мамы. «Причащалась» Верочка и во время беременности, что никак не могло не отразиться на соматическом и психическом здоровье малыша.
– Сколько раз я ей говорила: Вера, не пей! Тебе нельзя! У тебя же будет ребенок! А говорить ей – все равно что кидать в стенку горохом…
Жерар, по словам Александры Евгеньевны, рос ребенком нервным и склонным к антиобщественным поступкам. Одно слово – безотцовщина. Вера раза три сходилась с мужчинами, но ее пьянство всякий раз становилось причиной развода. Учился Жерар в той школе, где работала Александра Евгеньевна, поэтому его взросление проходило на ее глазах. Прогулы, драки, курение, употребление спиртного… Все это было чуть ли не с первого класса. В «лихие 90-е» он подсел на наркотики. Лишь чудом удалось «слезть с иглы». Спас его живший в квартире напротив дед, который работал каким-то церковным служкой. Старик обкурившемуся и обколовшемуся мальчишке читал Евангелие, и однажды свершилось, можно сказать, чудо: тот и в самом деле «завязал» с наркотиками, прошел курс лечения, нашел постоянную работу, женился. Было это лет десять назад. А потом дед умер, и все вернулось «на круги своя». Жерар снова запил, семья распалась, жизнь обратилась в мрак.
