На рассвете мы опять двинулись дальше. Ехали лесом верст 10, пока не получили приказание остановиться из-за того, что в небольшой балке столпилось много обозов, образовавших пробку.
В результате мы простояли часа два или три, пока со стороны Маневичей не послышался гул артиллерийской стрельбы.
Утро было хмурым и пасмурным, а к 11 часам дня полил дождь. Уланы спешились и забрались под повозки. Достали где-то брезент и с его помощью устроили палатки, натянув полотнища над возами.
Дождь лил часа два и мы все это время сидели там. Канонада продолжала греметь.
К обеду подошла группа крестьян из какой-то деревеньки, находящейся вблизи железной дороги. Это были беженцы, промокшие, продрогшие и голодные.
Я разговорился с одним мужичком из них. Он мне сказал, что и поляки, и большевики били по их деревеньке из орудий и несколько домов загорелись. По его словам, такая канонада была только в русско-германскую войну (то есть Первую мировую войну). И в 1916 г. все мужики также уходили в леса, чтобы укрыться от германских снарядов.
Несчастные люди! В течение целых шести лет над их головами рвутся снаряды, к которым они должны привыкать.
Когда дождь прекратился, мы двинулись к селу Яйна и к вечеру вошли в него. Многие его дома и церковь были разрушены германскими снарядами. Село это было очень бедное: все его мельницы были разбиты снарядами, и поэтому крестьяне мололи зерно на ручных жерновах. Почти у всех их были колтуны, страшная болезнь волос, наливавшихся кровью и слипавшихся в какую-то язву. Эти крестьяне и деревня напоминали мне эпоху бронзового века.
В домах было грязно, поскольку поросята и телята ночевали вместе с людьми. Поэтому мы не пошли в хаты на отведенные нам квартиры, а спали в уцелевших сараях и на дворах.
Наш эскадрон простоял здесь целый день. Жители как будто не замечали нас. Они по-прежнему мололи свои зерна и заготовляли дрова. Крестьяне были настолько замучены войной, так привыкли к военной обстановке, что мало ей интересовались, как поляками, так и большевиками. Хотя, возможно, это только так казалось, а на самом деле было иначе.
К вечеру сюда пришел другой эскадрон с командиром полка, который приказал нам собираться в поход. Он снова сказал, что отступление кончилось и что теперь мы двинемся вперед.
Когда стемнело, мы вышли из Яйны и двинулись обратно к Маневичам. От вахмистра я узнал, что наша задача состоит в осуществлении разведки у этого села.
По дороге к нам присоединился 1-й эскадрон нашего полка, который, таким образом, весь оказался в сборе.
Подошли к Стоходу. Через его рукав был переброшен деревянный мост, на котором стояла петлюровская застава. Петлюровцы приготовили паклю, хворост и горючие вещества для его сжигания, если только большевики поведут на него наступление.
Мы перешли вброд один рукав реки и подошли к мосту. Почти вся она была опутана колючей проволокой. Объясняется это тем, что она была мелкая и ее можно было перейти вброд.
Перейдя Стоход, мы двинулись дальше. Пошли какими-то тропинками, ориентируясь по компасу. К утру мы вышли на дорогу, проходящую в четырех верстах от Маневичей.
Эскадроны разошлись в разные стороны: 1-й – вправо, 3-й – влево, а наш 2-й – в лоб. Командир эскадрона выслал вперед 20 всадников для осуществления разведки в самом селе. В их число попал и я. Командовал нами вахмистр, и это меня успокоило, так как человек он был дельный и толковый.
И вот мы выехали на опушку леса. Небольшая поляна в 600–800 шагов отделяла нас от села. Мы долго всматривались, но никого там не видели.
Тогда вахмистр приказал троим всадникам поехать в Маневичи и узнать, есть ли там большевики.
Уланы отправились туда шагом. Не доезжая шагов 100 до села, они пустили своих коней карьером. Мы все время следили за ними.
Вдруг мы заметили, что уланы останавливают своих коней, поворачивают их и скачут обратно во весь опор.
Из села раздался залп, и один улан свалился. Мы тотчас же спешились и рассыпались цепью. На опушке леса была канава, в которой мы и залегли.
Из деревни высыпала красная пехота – человек 350–400, которая повела наступление на лес. Мы тотчас же открыли по ним ружейный огонь. Один всадник помчался карьером с донесением к командиру эскадрона.
Наш огонь, по-видимому, причинял большевикам потери, так как они залегли, а потом стали перебегать в нашу сторону звеньями и поодиночке.
Мы все время стреляли. Большевики открыли по нам также стрельбу, но их пули не поражали нас.
Они были уже близко… Помощи не было. Вахмистр носился по канаве и кричал: «Держитесь, ребята!»
В самый критический момент мы услыхали топот копыт: к нам на помощь примчался весь эскадрон. Уланы спешились и тотчас же забрались в канаву, служившую окопом.
Большевики были уже в 100 шагах от нас.
Вдруг они замешкались… повернули назад и бросились удирать.
Мы выскочили из канавы, бросились к лошадям и стали их преследовать в конном строю. Человек 10 мы зарубили и взяли в плен. В ту же минуту мы заметили, что село уже занято 3-м эскадроном.
В самом разгаре боя он подошел к Маневичам и бросился в атаку на него, ударив большевикам в тыл. Они повернули и бежали.
Всего было зарублено уланами человек 50, около 200 взято в плен. Также были захвачены два пулемета. Несколько десятков красноармейцев удрали, сев на подводы. У нас потерь не было.
Это уже был большой перелом в нашей войне. Мы уже могли побеждать большевиков.
Все уланы нашего разъезда вместе с вахмистром были награждены капральскими нашивками, а сам Дядя Миша получил польский орден за храбрость.
Связавшись с командиром полка, получили от него распоряжение двигаться обратно, и мы немедленно пошли назад.
В лесу мы остановились, отдохнули, закусили тем, что было реквизировано у крестьян, и после этого двинулись дальше.
К вечеру мы подходили к Стоходу. Решили петь песни. Русские уланы затянули какую-то русскую песню, громким эхом отдававшуюся в лесных дебрях.
Вдруг впереди нас что-то вспыхнуло, и вскоре нас озарило яркое пламя. Мы были в недоумении. Когда же подъехали ближе к Стоходу, то петлюровцы открыли по нам стрельбу из орудий, пулеметов и винтовок, не причинявшую, впрочем, нам никакого вреда.
Командир 1-го эскадрона выехал вперед с трубачом и, подобравшись к самому берегу реки, стал бранить петлюровцев.
Услыхав польскую речь, те прекратили стрельбу. Оказалось, что петлюровцы, услыхав русскую песню, подумали, что наступают большевики. Они забыли, что целый кавалерийский полк находился на другом берегу реки, и подожгли мост, который успел уже сгореть.
Хорошо, что Стоход можно было перейти вброд, а то бы мы оказались в дурном положении. Мы его перешли бродом и двинулись дальше, к Яйне.
