Соответственно, многие белогвардейские организации, особенно правые, одобрили лозунг испанского генералиссимуса, заявившего, что его война является «крестовым походом против коммунизма», и поддержали его.
При этом белоэмигрантка О.Д. О-Доннель (дама-патронесса русских добровольцев) свидетельствует об авторитете у белогвардейцев каудильо: «Один из генералов, близких к главе национальной Испании, сказал нашей соотечественнице, что генерал Франко со всех концов мира получает от русских эмигрантов приветствия. Многие эмигранты посылают ему Георгиевские кресты, Георгиевские медали, как самое дорогое, что у них осталось… Генерал этот сказал нашей соотечественнице, что сам Франко был чрезвычайно тронут столь многочисленными знаками внимания со стороны русских эмигрантов»
[643].
Сами же участники событий свидетельствовали, что многое из происходившего в Испании до боли напоминало им Гражданскую войну в России: разорения храмов, красный и белый террор, кровавые бесчинства с той и другой стороны, включая аресты и расстрелы, и т. д.
Сходство добавляло и массовое прибытие в Испанию зарубежных граждан, использовавшихся обеими сторонами. У республиканцев – «интернационалисты», у Франко – «волонтеры» (нередко наемники, прибывшие воевать за деньги).
Вообще наши соотечественники были представлены в формированиях местных монархистов (карлистов), рекете, а также в регулярных войсках, включая сухопутные силы и авиацию. Но особенно заметным было пребывание наших соотечественников в Испанском иностранном Легионе.
Поехать на войну, чтобы не умереть от голода
Но не все из поехавших на испанскую войну отправились туда исключительно из благородных идей. В немалой степени на «испанский выбор» повлиял и материальный фактор. Состоятельные люди вроде того же Барка, сына царского министра, ради борьбы «против красных в Испании» бросившего бизнес на Мадагаскаре, были скорее исключением. Многие русские добровольцы, не исключая и самого Николая Шинкаренко, находились в отчаянном материальном положении.
Так, один из самых известных русских «испанцев», белый генерал-майор Шинкаренко, был вынужден пойти туда добровольцем, чтобы просто выжить. Это подтверждают документы, в частности, переписка его матери с другими белоэмигрантами, в том числе и с бежавшей от большевиков женой Брусилова. Незадолго до начала Испанской войны семья Шинкаренко находилась в отчаянном положении: их магазин во Франции прогорел, квартиру пришлось продать
[644].
Сам Николай в 1934 г. лишился прежней хорошей работы во французском банке. Бывший генерал и его мать в буквальном смысле тогда питались впроголодь, и вскоре, чтобы не обременять своего сына, она ушла в монастырь
[645].
Вернуться на Родину, захваченную своими врагами-большевиками, он не хотел, хотя и были примеры, когда некоторые белые генералы, например, Слащев или Скоблин, соблазнившись посулами большевиков, переходили к ним на службу. К тому же он прекрасно знал, что все «возвращенцы» подвергались репрессиям. Так, его племянник, живший в СССР, подвергался гонениям за принадлежность к семье белого генерала, был арестован и отправлен на поселение
[646].
Поэтому для него и некоторых других белогвардейцев поступление в испанскую армию стало выходом из тяжелого материального положения. Записавшись «в испанцы», они получали свой кусок хлеба – паёк, а кое-кто и немалые для еще не оправившейся от мирового экономического кризиса страны, деньги.
О тех сложностях, которые испытывал бывший боевой генерал в своей попытке пробиться в испанскую армию, свидетельствуют письма матери Шинкаренко к Надежде Владимировне Брусиловой, жене известного царского генерала, поступившего на службу к большевикам:
«21 октября 1936 г.
Дорогая Надежда Владимировна!
…Напишу Вам новость, которая Вас удивит: 3-го октября мой Коля уехал в Испанию, пока что корреспондентом «Часового», но думаю, что потом он примет участие в боевых действиях, если удастся попасть в ряды войск Франко. А я молюсь, молюсь и молюсь. Потому что от Коли все зависит…
Коля увез карточку своего славного деда, может быть, она принесет ему счастье. Когда я его увижу и вообще, будет ли это когда-нибудь, одному Богу известно…»
[647]
«24 декабря 1936 г.
Дорогая Надежда Владимировна!
…Мой Коля ездил в Испанию, но вернулся, так как дальше Саламанки его не пустили. Теперь он бедствует, как всегда, и это причиняет мне величайшее горе…»
[648]
«29 января 1937 г.
Дорогая Надежда Владимировна!
…Мой сын Коля мечтает поехать в Испанию и драться там, за правых, конечно, но у него нет для этого денег, да и осуществится ли это его желание, одному Богу известно…»
[649]
«17 марта 1937 г.
Дорогая Надежда Владимировна!
…Мой Коля опять уехал в Испанию, уже с месяц тому назад. Сегодня получила от него письмо, он на Арагонском фронте, там пока спокойно. Он, конечно, в качестве нижнего чина, но очень доволен, хвалит испанцев за их милое к нему отношение. Переписываюсь с ним на французском языке для облегчения пограничной цензуры (иначе письмо либо очень долго бы шло до адресата, либо вообще могло не дойти. – Ред.). И кроме того, я ему вкладываю письмо в два конверта: на верхнем пишу адрес какого-то господина, который пересылает письмо другому и тот уже передает его Коле…»
[650]
«27 сентября 1937 г.
Дорогая Надежда Владимировна!
…От сына имею известие, что он прикомандирован к Штабу и не подвергается особой опасности…»
[651]
По данным иностранных источников, испытывал серьезные материальные трудности и А.П. Яремчук, автор книги о русских добровольцах в Испании, сражавшихся на стороне Франко. Примечательно, что ему на момент поступления в испанскую армию в 1937 г. исполнилось 47 лет, и, по их данным, он почти разорился на выплатах за аренду квартиры, и, чтобы рассчитаться за нее, ему пришлось продавать личные вещи. В результате, Испанию он приехал с маленьким чемоданом, составлявшим все его богатство, – в нем находилась лишь смена белья и документы
[652].
