Генералу Шинкаренко произвели трепанацию черепа. О.Д. О-Доннель уже вернулась в Париж и получила письмо из Витории, в котором ей сообщили, что жизнь Шинкаренко вне опасности.
Генерал Шинкаренко хорошо известен русским воинам. Он начал службу в конной артиллерии. Затем перешел в 12-й уланский Белгородский полк. В Великую (Первую мировую) войну командовал эскадроном этого полка. В 1917 г. – подполковник, Георгиевский кавалер. Доблестно сражался он и в Добровольческой армии, где был произведен в генералы. В испанскую национальную армию поступил простым солдатом. Был несколько раз ранен. Испанцы преклоняются перед его героизмом. Приказом главнокомандующего, генерала Франко, после его тяжелого ранения он произведен в полковники»
[723] (автор преувеличивает: Шинкаренко стал всего лишь лейтенантом. – Ред.).
Русский генерал пользовался большой популярностью и среди испанских женщин-аристократок. Первое знакомство с ними у него состоялось ещё в Сан-Себастьяне в начале 1937 г., когда он перешёл франко-испанскую границу, чтобы записаться в армию националистов. Они стали для амбициозного российского генерала, мечтавшего «о победах», единственным утешением за время войны.
Постепенно эти знакомства росли, и Шинкаренко обрастал ими как снежный ком. Его успеху содействовало то, что он хорошо говорил по-французски, благодаря чему у него было полное взаимопонимание с местными аристократками. И русского генерала часто видели на званых обедах в компании прекрасных и влиятельных испанских леди.
По свидетельствам самих испанцев, Шинкаренко не гнушался пользоваться услугами аристократок, выбивая для себя более достойные назначения. «Выставленный в русскую дверь», он продолжал упорно лезть в «испанское окно». Обивая штабные пороги, Шинкаренко надеялся на чудо, но ему так и не удалось сделать в Испании военную карьеру. Максимум, чего добился генерал-майор русской службы, – получение ценой двух ранений за два с половиной года кровавой войны лейтенантских погон…
Что может быть чудовищнее и трагичнее ситуации, когда показавший свои таланты генерал, добившийся на Родине высоких чинов собственными недюжинными способностями, усердием и жертвами, был вынужден служить простым легионером среди вчерашних преступников?
Впрочем, его пример был обычным для наших добровольцев. То, как использовали франкисты русских опытных офицеров и генералов, кажется, иначе как глупостью не назовёшь. По крайней мере, если у командования националистов были в отношении генеральских дарований Фока и Шинкаренко какие-то сомнения, можно было бы проверить их способности, предоставив им для начала командование мелкими боевыми единицами.
Впрочем, не исключено, что здесь опять-таки сыграла свою роль политика и нежелание Франко подобными назначениями дополнительно раздражать Сталина.
После победоносного завершения войны Шинкаренко наконец успокоился и осел в Испании. Первое знакомство с провинциальными аристократками из Сан-Себастьяна сыграло в жизни последнего большую роль: после войны он вернулся именно в этот город. Они помогли ему там устроиться, и русский генерал тихо жил в нем «в благородной бедности» на маленькую пенсию от испанского правительства, ради которого он пролил столько крови. Это всё, на что оказались щедры «благодарные» националисты.
Однако у российских добровольцев наблюдался другой изъян с точки зрения испанцев. Как они сами свидетельствуют, большинство русских нередко проявляли зачастую не всегда оправданную доблесть, приводившую к излишним потерям.
Так, Фок и Шинкаренко неоднократно показывали подобные примеры для воодушевления своих испанских солдат, прогуливаясь в полный рост, с заложенными за спину стеками или шомполами вдоль траншей под ураганным обстрелом противника, не пригибаясь, даже когда рядом с ними ложился вражеский снаряд.
По крайней мере, одно из ранений последний заработал во время одной из таких «прогулок».
Тем не менее некоторые трактовали это не как героизм и мужество, а как «напускную храбрость» и стремление постоянно нравиться своей храбростью женщинам и следование «старомодной кавалерийской тактике и порядкам российской императорской армии»
[724].
Следует заметить, что подобные хождения в полный рост были обыденным явлением и среди других русских офицеров на иностранной службе, что нередко расценивалось принимающей стороной как ненужная «дикая смесь русского фатализма и игры в русскую офицерскую рулетку»
[725].
Между тем, говоря о действиях белоэмигрантов на службе Франко, белоэмигрантка О.Д. О-Доннель услышала «от испанцев о доблести другого русского военного – генерала Фока, занимавшего у них командную должность…»
[726].
Русский опыт и легионный быт
Однако было бы ошибочно утверждать о полном игнорировании испанскими националистами мнения белоэмигрантов. В частности, русские легионеры в своих письмах свидетельствовали, что при проведении боевых операций Франко учел опыт Гражданской войны в России. Так, по их словам, с самого начала войны он обращал особое внимание на тыловое обеспечение своих войск, справедливо считая, что плохая организация тыла у «белых» послужила одной из главных причин их поражения. И ему удалось решить эту проблему: русские легионеры восхищались тем, как с этим обстояло дело у испанских националистов.
Они писали: «…Каждый захваченный кусок земли очищается, приводится в порядок, организуется снабжение, пленные исправляют дорогу, и только потом снова захватываем и отбиваем у красных новый участок земли. Благодаря этому мы всегда имеем хорошую пищу и достаточное количество снаряжения, а где нужно – и автоцистерны с водой. Организовано все замечательно».
Несмотря на условия военного времени, испанские легионеры получали провиант с избытком. Так, кабо (сержант) Али Гурский, бывший русский офицер, пишет: «…я получаю солдатский паек вовремя и полностью и у меня есть все, что мне необходимо. Кормят здесь так хорошо, что нам могут позавидовать и средние рестораны, а в некоторых случаях и все вы, оставшиеся в мирной обстановке. Например, сегодня у нас такой обед: суп с лапшой, заправленный чесноком, томатами, луком; фасоль с кусочками мяса и цветной капустой, с вареным картофелем; каракатица жареная в своем соку, кусок телятины с жареной картошкой, горсть фиников (вчера – грецкие орехи), стакан вина. И это – в окопах, на фронте, на вершине горы, за тридевять земель от ближайшего города. Да еще большой белый хлеб… Я никогда не съедаю всего, а вечером часто не ужинаю, пью только кофе…
А вот что мы получили на Рождество: закуска – маслины, анчоус, кусок лангуста, кусок соленого огурчика, кусочек еще чего-то вкусного на зубочистках и кусок хлеба. Из напитков – стаканчик вермута и кофе. Красное вино – не счет: это вместо воды. Из горячей еды: пилав из ракушек, креветок и каракатица с томатным соусом; омлет с печеным перцем, кусок копченой ветчины, рислинга, филе с жареной картошкой, апельсины и яблоки, печенье, стейк. Еще – сигары-гаваны».
