При этом солдатский (в том числе и сержантский) паек, в отличие от Французского иностранного легиона, ничем не отличался от офицерского. Причем здесь вообще не существовало понятия «офицерский» паек. В испанской армии знали лишь понятие «солдатский» или «легионерский» паек.
По свидетельству русских добровольцев, даже снабжение взятых в плен врагов было очень хорошим: «Разницы для пленных здесь никакой – для них то же самое, что и для наших. И, кроме жалования, им идет еще и паек. Денежный отпуск на пленных всего на 10 сантим меньше, чем на легионера – на самого знаменитого из всех наших солдат»
[727]. Еда для легионеров и их пленников была почти одинаковой с той лишь разницей, что последним в паек включали меньше слив.
По свидетельствам наших соотечественников, это на них не особенно отражалось – пленные ежедневно получали за работу 25 сантим, якобы «совсем не перетруждаясь», работая в день всего 6 часов, с 6 до 10 с утра и с 6 до 8 вечером
[728]. Как свидетельствовали русские легионеры, это «меньше, чем работает в летнюю пору мужик, русский или испанский»
[729].
Особого упоминания заслуживают легионные госпитали. Так, Али (Сергей) Гурский описывает снабжение в одном из них, находившемся в Сарагосе. По его словам, «каждый раненый там получал печенье, торты, шоколадные конфеты, портвейн, восточные сладости, орехи, сигары, три пачки папирос и пять песет на личные нужды в день».
И при сравнении ситуации с питанием и снабжением других подразделений мира можно сказать, что в этом отношении Испанский иностранный легион занимал первые места в мире.
Единственно, от чего страдали русские легионеры в Испании, – от недостатка информации о происходящем на Родине и даже в белоэмигрантской среде, а также, если не считать Шинкаренко, от нехватки женского внимания. Первую проблему вскоре отчасти удалось решить, так как некоторые белогвардейские газеты и журналы стали посылать русским легионерам экземпляры своих изданий.
Карьера в легионе и не только
Следует заметить, что еще до начала гражданской войны как минимум четверо наших соотечественников «выросли» за пять лет до унтер-офицерских и даже младших офицерских чинов. В частности, об этом в своих письмах говорит Шинкаренко. Среди них были и рекордсмены, дослуживавшиеся до чина капитана. Правда, на такую «карьеру» у этих «счастливчиков» уходили долгие годы тяжелой и очень опасной службы.
Впрочем, в условиях испанской гражданской войны и быстрой убыли личного состава некоторые новые русские легионеры получили унтер-офицерские и даже офицерские чины всего за год-полтора.
По их же свидетельствам, это было очень нелегко, поскольку иностранцу здесь, где процветал культ смерти и храбрости, карьеру было сделать еще сложнее, чем во Французском легионе. Так, тот же Шинкаренко писал, что в его испанском клоне «офицеры – почти все испанцы».
Впрочем, некоторым удалось «шагнуть» еще дальше. Шинкаренко приводит пример, как один из бывших русских офицеров-кавалеристов не только стал командиром бандеры, но и в знак высшей признательности со стороны командования был назначен на высокий пост во франкистскую партию «Фаланга».
Впрочем, самого бывшего русского генерала, как и многих других его соотечественников, такие производства долгое время «обходили стороной». Во всяком случае, испанцы явно не выражали желания произвести русских в их прежние чины.
Это было обусловлено не столько предубеждением по отношению к ним, сколько наличием суровых внутренних правил, нацеленных на защиту собственных военных, по которым иностранцы в испанских вооруженных силах не могли подняться выше майора.
Как бы там ни было, испанцы изначально не оценили их опыт, что русских сильно раздражало. Многие из них жаловались на то, что даже когда их рекомендовали за доблесть и подвиги к повышению, штабы это игнорировали. По мнению русских волонтеров, их сознательно не производили в офицеры, поскольку в этом случае им автоматически пришлось бы выплачивать лишние деньги
[730].
При этом они неоднократно выслушивали намеки, что прежде чем платить им деньги, надо проверить их лояльность, а также их способности на поле боя. Некоторые из испанцев доходили до того, что открыто говорили им, что «белые» русские обязаны служить бесплатно, чтобы таким образом показать искренность своих намерений и искупить вину их собратьев, вмешавшихся в испанские события на стороне республиканцев. Естественно, наши соотечественники отвечали на это руганью.
Долгожданное «производство» самого Шинкаренко произошло лишь в начале 1938 г., после полутора лет крайне опасной и напряженной службы, когда его 9-я бандера Иностранного легиона находилась в Толедо, где Шинкаренко неожиданно для себя получил похвалу и рекомендацию на производство в следующий чин от своего ротного командира.
Данное производство поддержала большая часть испанцев бандеры, что для него как бывшего генерала имело огромное значение. Это свидетельствовало о том, что ему удалось добиться уважения простых легионеров и ближайшего командования. Для этого потребовалось неоднократно проявлять выдающуюся доблесть и лучшие военные качества.
И отчасти недовольство русского генерала за невнимание к собственной персоне со стороны командования франкистов сошло на нет, поскольку произошедшее выглядело так, что «сам Франко лично» произвел Шинкаренко «за боевые заслуги» в офицеры испанской армии.
В конце войны такое «признание» распространилось почти на всех русских в армии националистов, которых «внепланово» произвели в лейтенантские и унтер-офицерские чины. Это произошло уже тогда, когда Франко праздновал свою победу. Тем самым он как бы оправдывался перед ними за прежде недостаточное внимание к их жертвам.
А несколькими годами позднее, уже во время Второй мировой войны, некоторых наиболее отличившихся русских, включая Шинкаренко он приятно удивил подарком, сделанным от имени испанского правительства, назначив им пусть и небольшую, но персональную военную пенсию.
Легионеры и марокканцы… Братья по соперничеству
О том, какую роль играл Испанский иностранный легион в событиях гражданской войны, можно судить уже по тому, что республиканцы прославившихся своей жестокостью легионеров в плен не брали
[731].
И основными конкурентами последних как в «добывании воинской славы», так и в проявленных по отношению к противнику и населению занимаемых им территорий зверствам были марокканцы.
В этом-то и был парадокс: коммунисты долгие годы способствовали разжиганию в Марокко пламени антиколониальной борьбы, подстрекая его коренных жителей сопротивляться испанцам и французам. На протяжении 1920-х гг. война в Марокко почти не прекращалась, и казалось, что еще немного – и агенты Коминтерна здесь победят.
