Например, еще в XIX веке они обменялись посольствами. Такого уровня связями из стран региона Российская империя обладала, пожалуй, лишь с Аргентиной (в которой также проживала одна из крупнейших русскоязычных эмигрантских общин). С остальными южноамериканскими странами отношения поддерживались через консульства, которые, однако, присутствовали далеко не в каждом латиноамериканском государстве.
Не случайно, что именно с Бразилией у Российской империи были наиболее развитые связи в регионе. Дошло до того, что в период Первой мировой и Гражданской войн испытывавшие затруднения с поставками оружия Русская, а затем и Белая армия, закупали у нее винтовки. При этом Бразилия поддерживала дипломатические контакты с правительством Врангеля до самого краха Белого движения
[799].
Среди переехавших сюда представителей белоэмиграции нашлось и немало бывших военных. Первая крупная их партия прибыла сюда уже в 1921 г. Произошло это после того, как Союзное командование, не желавшее далее снабжать Белую армию генерала Врангеля, объявило о намерении ее распылить.
В качестве альтернативы среди прочих вариантов оно предложило ее чинам службу во Французском иностранном легионе, а также содействие в переезде на сельскохозяйственные работы в Бразилию (главным образом для работы на кофейных и прочих плантациях).
Часть из них, пусть и сравнительно небольшая, действительно осела здесь и избрала данное занятие для зарабатывания на жизнь.
Впрочем, некоторым довелось работать и по своей прямой специальности. Так, например, они (причем не только «белые», но и «красные») участвовали здесь в нескольких переворотах и революциях.
Так, журналист Парчевский свидетельствует, что во время его поездки в Парагвай «в вагоне-ресторане ко мне подсаживается русский из Вила-Рики. Он редко бывает в Асунсьоне, уже два года женат на парагвайке, учительнице средней школы, ему приходится говорить исключительно по-испански, и поэтому он очень рад потолковать с соотечественником по-русски. «У нас в Вила-Рика русских совсем нет. Я и говорить-то по-русски почти разучился, все по-испански.
– А сами-то как Вы туда попали? Вы что, белый офицер?
– Нет, я, собственно, красный офицер. Служил в Красной армии, потом по одному контрреволюционному делу попал на Соловки. Оттуда удрал, сначала в Сибирь, потом пробрался на юг, через Туркестан, на Каспийское море, в Баку, а оттуда – в Турцию. Из Малой Азии уехал к родным в Польшу, а потом, как польский эмигрант, в Бразилию. Работал в Сан-Пауло на заводе, потом перешел на автомобильное дело, а там меня застала их революция. Пришлось принимать участие и в этом деле. Поставили меня на броневой автомобиль и приказали палить по неприятелю.
– Ну и Вы палили?
– Палил. Но это все быстро кончилось. Начался кризис, пошла безработица, и я перекинулся в Парагвай, сражался с боливийцами. Когда русских демобилизовали, я получил место железнодорожного инспектора. Женился на своей «крестной мамаше»
[800], которая посылала мне на фронт посылки, и перебрался к ней. Ничего, жить можно. Жалования – четыре тысячи песо, при том что на три тысячи жить можно нормально. Жизнь здесь дешевле, чем в Асунсьоне.
Сначала хотел было заниматься земледелием. У меня были небольшие деньги. Земля здесь – ни по чем, по 1200 песо за гектар, но с маленьким капиталом не выдержишь – непременно прогоришь, и даже быстро. Словом, я это кинул и теперь только служу и разъезжаю на дрезине по участку. Вот заезжайте ко мне, посмотрите моего сына – настоящий парагвайчонок!
[801]»
Одним из самых известных русских бразильцев был бывший ротмистр Голубинцев
[802], успевший повоевать в парагвайской армии во время гражданской войны в этой стране в 1923 г. Там он достиг чина старшего лейтенанта и уехал в Бразилию, став лейтенантом. Несмотря на не самые доброжелательные отношения между двумя странами после Великой войны Парагвая 1864–1870 гг., бразильцы закрыли глаза на то, что реально Голубинцев, состоя некоторое время на службе в бразильской армии, одновременно находился в резерве парагвайских вооруженных сил
[803].
Говоря о его дальнейшей судьбе, необходимо заметить, что Голубинцев, установивший контакт с РОВС в Бразилии раньше других русских офицеров, претендовал на то, чтобы возглавить его отдел в этой стране.
Этому воспротивился полковник Цокун, начавший кампанию по его дискредитации. Очевидно, сам был не против занять данное место. В своих письмах руководителям РОВС он всячески чернил Голубинцева, представляя его «революционером» и даже «скрытым коммунистом».
Он отталкивался от того, что якобы Голубинцев во время гражданской войны в России перешел на сторону белых из Красной армии, а значит, уже поэтому он является «подозрительной» личностью. Кроме того, по словам Цокуна, во время мятежа в Бразилии в 1930 г., будучи мобилизован повстанцами, он участвовал на их стороне в местной смуте.
Однако Цокун перестарался, сообщив, что Голубинцева выгнали из парагвайской армии за неблаговидные поступки, в том числе якобы за участие в антиправительственном мятеже. Когда лидеры РОВС переслали последнему подобные письма, ему не стоило особого труда опровергнуть данные обвинения.
С помощью имевшихся у него документов он опроверг клевету в свой адрес (в том числе заявления о его переходе в Белую армию из Красной).
Этот эффект усилила поступившая лидерам РОВС характеристика этого офицера из независимого источника – парагвайского военного министерства: «Голубинцев свою службу в Парагвае (07.03.1922–31.10.1923) начал комендантом военного форта «генерал Дельгадо» в Чако на аргентинской границе. Когда вспыхнула революция, с 27 мая он был назначен вторым командиром эскадрона эскольты Президента и прибыл на фронт в составе правительственных войск. Голубинцев отличился во время боев: 3 июня в Сан-Лоренцо, 9 июня в бою под Асунсьоном, 14 июня – под Ита, 24 июня – под Жагваронан, 28 июня – под Парагвари, 30 июня – под Игватими, 31 июня (так указано в тексте документа, но, судя по всему, 1 июля. – Ред.) – в Вимарика. В этих и в ряде других боев он был замечен как очень храбрый офицер. В многочисленных атаках Голубинцев брал пленных и отбивал позиции у противника»
[804].
