Кроме того, в характеристике были и другие самые похвальные отзывы в его адрес, и клеветники Голубинцева были посрамлены.
Как бы там ни было, эпизод с его участием в местной гражданской заслуживает особого внимания. Об этом рассказывает сам Голубинцев: «…я прибыл в Сан-Пауло, крупнейший город южноамериканской индустрии с массою фабрик и заводов. Город напомнил мне Европу и имел вполне благоустроенный вид, широкие улицы и небоскребы. Здесь я впервые обратился к парагвайскому консулу для оформления своих бумаг. Консул онорарио (почетный) занимал в то время пост директора банка, был весьма удивлен моему появлению, сознавшись, что впервые видит перед собою парагвайского офицера, и, устроив мне все необходимые бумаги, снабдил деньгами и дал рекомендательное письмо к своему другу, президенту штата Рио-Гранде-де-Суль доктору Боржесу де Медейросу с просьбою зачислить меня в свою штатную армию – бригаду милитар.
Этот штат был одним из самых богатых, имел свою собственную армию, промышленность и экспортировал вино и мясо. Обрадованный всем этим, я поблагодарил консула и, не задерживаясь в Сан-Пауло, поехал в Сантос, чтобы оттуда на пароходе следовать в Порто-Алегре…
За ужином в кают-компании я заметил нового пассажира с лицом скифа с византийской вазы. Скиф этот оказался русским инженером Аркадием Доментьевичем Черницыным, бывшим гардемарином, эмигрантом с 1905 года, занимавшим теперь крупное место в штатном правительстве. Стоит ли добавлять после этого, что мы сразу подружились и всю ночь проговорили в его каюте за бокалом вина до самого прибытия парохода в порт Имбитубу, куда он следовал… Черницын предложил мне сойти с ним на берег и показать мне тамошний знаменитый отель, выстроенный одним из братьев Ляже по модели отеля в Монте-Карло, который ему страшно понравился…
В этот момент я услыхал отходной гудок парохода и, заторопившись, попросил Черницына поскорее доставить меня в порт. Но Аркадий Доментьевич засмеялся, приказал гарсону подать нам еще по рюмке шерри-бренди и поинтересовался у меня, не надоело ли мне все время воевать.
– Довольно, мой милый, никуда вы отсюда не поедете! Здесь я сделаю из вас инженера-землемера, и вы, наконец, станете мирным гражданином!…
– Аркадий Доментьевич, но ведь я измерял землю только переменным аллюром на коне и знаю это ремесло с чисто кавалерийской точки зрения.
– Ничего, мой милый, теперь я познакомлю вас с аппаратом Бекмана, и вы быстро всему этому научитесь, – скажите, ведь вы окончили кадетский корпус, так же как и я, и потому проходили геометрию и топографию. Больших знаний я от вас и не потребую.
Стоит ли добавлять после этого, что штат Рио-Гранде-де-Суль остался надолго ожидать меня, так как Аркадий Доментьевич взял меня на работу по проводке дорог на фазенду (имение) Санта-Сецилия, принадлежащую братьям Ляже, в 23 000 гектаров, где быстро научил меня обращаться с измерительным аппаратом и в конце концов в короткий срок сделал из меня настоящего землемера…
Так мы прожили спокойно до 1930 года, то есть шесть лет. В этом году в Бразилии вспыхнула революция. Штат Рио-Гранде-де-Суль восстал против федерального правительства, и его войска с юга двинулись на север для свержения в Рио-де-Жанейро бразильского президента доктора Вашингтона Люиса. Революционные войска, заняв Имбитубу, немедленно мобилизовали меня, как бывшего русского и парагвайского офицера, и я был декретом Южного правительства зачислен в армию и три месяца пробыл в должности начальника штаба конной группы. Революция была менее поэтична, чем парагвайская, так как почти нигде революционеры не встречали сопротивления, и после победы революционеров и занятия нашей конницей «гаучо» столицы Рио-де-Жанейро новый президент республики, доктор Жетулио Варгас, особым декретом отблагодарил всех участников революции, и я был переведен в город Сан-Пауло с прикомандированием к департаменту полиции, где моя карьера за десять лет дошла до звания личного секретаря начальника полиции доктора Коста Ферейры…»
[805]
Ту же самую роль пришлось сыграть в бразильских событиях по меньшей мере еще двоим или троим русским, проживавшим в Сан-Пауло. По данным белоэмигрантов-офицеров, после подавления мятежа все они были поставлены на особый учет
[806].
Другим русским, принимавшим участие в борьбе по другую сторону баррикад, был прежде известный в русских революционных кругах поручик Борис Иванович Солодовников. В годы его молодости, еще во времена Империи, он вступил в ряды подпольной организации и пострадал за это.
По отбытии наказания он был реабилитирован «за юношеский максимализм» и дослужился до чина полковника. Но когда после 1917 г. он оказался в Бразилии, то, по данным белогвардейской прессы, «в 1930-х гг. принимал участие в борьбе против бразильского правительства в рядах местных красных»
[807].
При этом участие в борьбе с оружием в руках на бразильской земле наших соотечественников не ограничивалось лишь политикой. Так, например, группа казаков, узнав про слухи об обнаружении в штате Матто-Гроссо крупных россыпей бриллиантов, двинулась на их поиски.
Поход начался вопреки тому, что они были плохо вооружены. Несмотря на это, им удалось достигнуть цели, проделав путь в 700 километров на запад в амазонскую сельву в долину Рио де Мортес («Река смерти»).
Во время путешествия они регулярно сталкивались с дикими зверями и агрессивными индейцами. Часть участников похода погибла во время него, но оставшимся удалось набрать бриллиантов.
Тем не менее разбогатеть на этом им не удалось, поскольку на обратном пути туземцы их «обобрали»
[808].
Еще один поход казаки также предприняли в амазонскую сельву против индейцев, чтобы захватить их богатства, включая отлитого из чистого золота божества, которому они поклонялись, а также большого количества изумрудов. Прежние попытки захватить их со стороны бразильцев были неудачны – меткие краснокожие убивали отравленными стрелами любителей чужого добра.
Однако казакам удалось то, чего не удалось другим, хотя они и потеряли около трети своего отряда во время этой экспедиции. Впрочем, им также не суждено было разбогатеть, поскольку награбленное они довольно быстро пропили, спустив его за бесценок в местных тавернах.
Боливия
Русские эмигранты попадали в эту отдаленную даже по региональным меркам страну в основном эпизодически. Среди них было немало сектантов, которые стремились укрыться в местной глуши от сует и проблем цивилизованного мира. Кое-кто приезжал на заработки на местных рудниках, главным образом золотых
[809]. Профессиональные же военные сюда проникали очень редко.
