Вражда разных группировок была настолько острой, что они не могли сплотиться даже при решении важнейших вопросов жизни русских в этой стране, в том числе и во время войны с Боливией.
Трагикомедия ситуации состояла в том, что реально несколько десятков русских в Асунсьоне, заброшенных в дальний парагвайский угол, не смогли найти общий язык и вели друг с другом непримиримую борьбу.
Не было единства и по важнейшему для белоэмигрантов «церковному вопросу». Дело в том, что православных храмов на момент приезда русских эмигрантов здесь не было, хотя Эрн и был церковным старостой «без помещения». Решить этот вопрос удалось с большим трудом, собирая средства на строительство церкви буквально по копейке не только в Парагвае, но и в Аргентине.
Но когда храм был готов, возникла другая проблема – со священником, которого долгое время не удавалось найти в захудалый парагвайский приход. Однако когда он отыскался, произошла комичная сцена. Едва он только ступил на пристань Асунсьона, как представители враждующих лагерей вцепились в него и пытались сразу затащить несчастного к себе лагерь, шарахаясь при этом друг от друга как черт от ладана
[880].
Такой интерес к священнику вполне понятен: стоило какой-то «партии» привлечь на свою сторону «отправителя религиозного культа», как она резко повысила бы свой статус среди других русских.
Вышеописанные разногласия, переросшие в открытые ссоры между лидерами местной белоэмигрантской общины, сильно вредили русскому делу в этой стране.
В этом по большей части был виноват Иван Тимофеевич Беляев, стремившийся подчинить себе всех остальных переселенцев или выжить их из Парагвая.
Так, очевидцы свидетельствовали, что «у генерала Беляева очень неуживчивый характер. Практически со всей русской колонией у него самые отвратительные отношения. У него из здешних почти никто не бывает, как и он сам, если не считать небольшого кружка его приближенных, также входящих в колонизационный комитет.
Остальная часть русской колонии живет хотя и не очень дружно, но все-таки хоть терпит друг друга, группируясь по маленьким кружкам. Генерал Беляев стоит ко всем им в непримиримой позиции, и «свежего человека», когда он к нему попадает, поражает его злость и вражда ко всем.
Один у него – жидовин (это при том, что по другим свидетельствам он защищал евреев от погромов. – Ред.), другой – бывший бомбист и экспроприатор. Третий – прохвост, четвертый – «просто сволочь» и т. д.»
[881].
В результате все это негативно отражалось на русской общине в целом. Разумеется, в определенной степени Беляев имел заслуженные амбиции на роль ее лидера как фактический организатор массового переезда сюда белоэмигрантов.
Однако генерал не мог сделать невозможного и дать всем то, чего они желают, хотя некоторые, судя по всему, представляли его неким волшебником, по взмаху руки которого парагвайские власти предоставляли русским беженцам все, что они захотят.
Соответственно, некоторые из «заманенных» им в Парагвай русских проклинали его «за обман». Они считали, что он сделал это сознательно, ради удовлетворения собственных тщеславных амбиций стать лидером белоэмигрантской парагвайской общины. Причем у некоторых разочарование в Иване Тимофеевиче дошло до ненависти
[882].
Справедливости ради надо сказать, что многое зависело и от самих переселенцев, далеко не все из которых смогли безболезненно адаптироваться к новым условиям.
Многие из них, столкнувшись с трудностями, нередко вызванными их же промахами и ошибками (например, это касается решения некоторых представителей интеллигенции, видевших лопату лишь на картинке, заняться сельским хозяйством), винили во всех бедах Беляева.
Противоречивая личность генерала Беляева
Личность Ивана Тимофеевича Беляева ввиду его отношений с прочими представителями русской общины и действий на занимаемых им должностях оказалась весьма противоречивой. Во всяком случае, никто из живших тогда в Парагвае белоэмигрантов не говорил о нем равнодушно.
В итоге одни относились к нему с трепетом из-за его самоотверженности при изучении Чако и при ведении последующей войны с боливийцами, а другие – с ненавистью. По данным «русского парагвайца» Каратеева, один из спутников генерала, лейтенант парагвайской армии Оранжереев, в одной из совместных с генералом экспедиций выжил буквально чудом и угрожал убить Беляева за то, что тот якобы его «бросил».
Он представил Каратееву дело так, что будто он заболел тифом, а Беляев оставил его умирать и ушел, и, если бы его не нашли индейцы, которые его и выходили, он бы погиб
[883]. Так ли это – неизвестно, во всяком случае, ни один источник этого не подтверждает. По версии самого Беляева, ситуация была немного иная: сам Иван Тимофеевич, изможденный длительным переходом, ничем не мог помочь тяжело заболевшему Оранжерееву и потому отправился за помощью к индейцам, которые его и спасли.
Это был не первый и не последний инцидент Беляева с русскими участниками экспедиций. По его данным, зачастую они ему не только не помогали, но и мешали, оспаривая распоряжения Ивана Тимофеевича и ссорясь между собой.
Однако самое печальное, что они провоцировали столкновение с индейцами, к которым большинство из них не питало добрых чувств и относилось не как к «детям природы», а как к малоприятным и даже враждебным дикарям.
В конце концов, он вынужден был отказаться от услуг своих соотечественников и брать с собой в дебри Чако лишь краснокожих и парагвайцев
[884].
Это лишний раз подчеркивало его заметно расширившиеся расхождения с представителями местной белоэмигрантской общины. В свою очередь, многие из них стали проявлять тогда по отношению к нему самую настоящую враждебность.
О противоречивости натуры генерала Беляева, успешного и известного этнографа, и в то же время крайне сложного человека, испортившего отношения почти со всеми представителями русской общины, свидетельствует прибывший в Парагвай в конце 1933 г. войсковой старшина Ергунов: «Мое зачисление в армию произошло при драматических обстоятельствах, так как генерал Беляев поставил меня в невыразимо тяжелое положение. Он чуть не погубил меня в угоду своему болезненному и ничтожному самолюбию и, если бы не генерал Эрн, не знаю, не пришлось ли бы мне топиться в реке Парагвай… Оба этих человека – незаурядные люди. Генерал Беляев – по природе человек добрый и отзывчивый, лично храбрый, образованный, знающий свое дело, но эти «заскочные идеи» начальства над всеми вызывают к нему отвращение»
[885].
