Также русские миграционные потоки в эту страну заметно уменьшились и в результате политики местных властей. Так, желая «окультурить» неразвитую часть Парагвая, его власти старались направить белоэмигрантов в малонаселенные районы, тогда как они (за исключением крестьян) обычно стремились в Асунсьон, являвшийся центром местной «цивилизации».
Одним из таких мест «колонизации» были окрестности «пограничного» города Энкарнасион, на север от которого тогда находился неразвитый дикий район Чако Бореаль. Климат, условия проживания здесь с трудом переносили даже привычные ко всему русские эмигранты.
Например, даже прочные дома в сезон дождей здесь заливало водой так, что внутри их невозможно было ходить, а крыс внутри бывало столько, что нередко они целыми клубками падали на головы офицерским женам
[901].
Вскоре наши соотечественники поняли, что главное и самое доходное занятие энкарнасионцев – контрабанда. И многие из них вместо «окультуривания» Чако также занялись этим противозаконным промыслом, поскольку заработать на жизнь легально здесь было очень тяжело.
Например, прокормиться единственным альтернативным способом – земледелием – было почти невозможно физически. Хотя в Парагвае все росло и вызревало очень хорошо (обычно за год в этой стране получали четыре урожая), собрать выращенные с огромным трудом овощи и фрукты было большой проблемой. Так, за четыре года наблюдений в районе Энкарнасиона удалось сохранить лишь один полноценный урожай.
Главной проблемой стали саранча, бродячие муравьи и прочие «неведомые паразиты», уничтожавшие не только плоды, но и сами растения. Особой напастью стали нашествия муравьев-стригунов, которые всего за одну ночь оставляли без листьев целый апельсиновый сад.
И надо было видеть удивление и ужас вчерашних офицеров, ставших фермерами, когда они видели муравьиное нашествие. Такая реакция была вполне понятна: огромная шевелящаяся река, порой достигавшая в ширину нескольких, а в длину сотен метров, накрывала плантации, уничтожая на своем пути все съедобное.
При этом муравьи-стригуны отличались удивительной организацией с четким разделением труда, больше напоминающей взаимодействие людей – пока одни срезали листья, другие свертывали их поудобнее, а прочие утаскивали их.
Были нашествия и других, более мелких муравьев, которые устремлялись в дома в поисках съестного и все уничтожали. Однако местные жители с радостью ждали их, поскольку они очищали жилище от разных паразитов – от пауков до тараканов.
Впрочем, иногда их жертвами становились и люди, хотя от их нашествия мог погибнуть лишь пьяный, поскольку парагвайцы предупреждали о таких нападениях
[902].
С муравьями у русских изгнанников происходили курьезные случаи. Они знали, что из-за этих насекомых пребывание в лесу было небезопасным, поскольку встретиться там с этими кочующими насекомыми было обычным делом.
Например, однажды, отправившись на рыбалку и решив развести костер, наши соотечественники пошли в чащу за дровами. Были уже глубокие сумерки, когда они подобрали поваленное дерево. Возможности осмотреть его не было и рыбаки, пока совсем не стемнело, понесли добычу к огню.
В это время выяснилось, что это дерево выбрали для проживания муравьи, очистившие его от гнилой сердцевины и использовавшие в качестве муравейника. Почуяв неладное, миллионы муравьев набросились на оторопевших русских и начали их нещадно жалить.
Бывший очевидцем этого Каратеев описывает, что дело было на берегу реки, но ни близость воды, ни огонь не могли остановить насекомых. Интересно, что каким-то образом о «столкновении» стало известно другим муравьиным сородичам: из леса к ним постоянно прибывали подкрепления, и людям приходилось несколько раз отходить на новое место, в буквальном смысле слова спасаясь бегством от растерзания.
При этом не обошлось без потерь: принесенная ими еда в считаные мгновенья была съедена прожорливыми насекомыми
[903].
Кукурузные поля разоряли обезьяны, куриц съедали удавы и крупные ящерицы, а цыплята часто дохли от болезней. Очень сильно вредили птицы – дикие голуби и особенно попугаи. Они налетали на посевы многотысячными стаями, оставляя после своего нашествия практически голую землю. Впрочем, как известно, худа без добра не бывает – во время птичьих нашествий русские нередко запасались очень вкусным мясом, которым особенно отличались попугаи.
Попугаи довольно пугливы: стоило хоть одному из них увидеть человека с ружьем, как все они улетали. Но если к ним удавалось подкрасться незаметно и сбить хотя бы одного, то можно считать, что вся стая находится в их руках: после этого можно было спокойно перебить всех пернатых грабителей. Дело в том, что «чувство коллективизма и дружбы» у попугаев развито столь сильно, что они не улетали без своего подбитого друга и с жалобным криком порхали над головой охотника, ожидая очередного заряда дроби.
Как бы там ни было, особенно доставалось от вредителей кукурузе: она нравилась насекомым, червям, птицам и млекопитающим.
В свою очередь посевы хлопка сильно страдали от разных жучков, а листья табака объедали гусеницы.
Все вместе это сделало в Парагвае скотоводство более выгодным занятием, чем земледелие. Но и тут было немало подводных камней. Так, выяснилось, что «хороший аргентинский скот не может привыкнуть ни к парагвайской траве, ни к условиям жизни и поэтому через некоторое время дичает и вырождается. А человек – ничего, живет»
[904].
Возвращаясь к насекомым, следует отметить, что они представляли опасность не только для урожая, но и для самого человека, поскольку личинки многих из них выводились в человеческом теле.
Докучали и отдельные виды бабочек, которые оставляли на сушившемся белье незаметные невооруженному глазу крохотные яйца. Когда его надевали без должной обработки, в тепле человеческого тела выводились личинки, оставлявшие под кожей глубокие нарывы
[905].
Доставляли хлопоты и черные ночные бабочки, залетавшие в комнаты на свет лампы. Их нужно было беспощадно истреблять, поскольку в присутствии этих насекомых уснуть было невозможно: при полете они издают такое громкое хлопанье крыльями, что кажется, будто рядом летает крупная птица, по размерам не меньше курицы. Кроме того, они еще и довольно опасны: такая бабочка откладывает под кожу человека яйца, из которых вырастают личинки, вызывающие тяжелые заболевания
[906].
Еще одной неприятностью были мухи и оводы, которые не только пили человеческую кровь, но и откладывали на тело яйца. Через некоторое время в месте «укуса» под кожей появлялись черви – несколько маленьких и один большой, до пяти сантиметров длиной. Избавиться от них можно было только единственным способом: вырезать
[907].
