Во-вторых, считалось чуть ли не счастьем получить за один удой два литра молока, которого парагвайские коровы дают очень мало
[915].
Между тем у русских парагвайцев появились и другие экзотические домашние животные, например, туканы – птицы, поражавшие наших соотечественников своим большим изогнутым клювом.
Но все же это были приятные соседи в отличие от тех же ящериц, нередко пугавших новичков, забираясь к ним ночью в постель, привлеченные теплом человеческого тела. «Бывалые» рекомендовали их просто стряхивать на пол и продолжать спать
[916].
А для чувствительных к природному «разнообразию» тропиков людей стало настоящим кошмаром обилие вампиров, особенно много которых было в Чако. Первое время русские неоднократно испытывали дискомфорт, обнаруживая утром странные раны на больших пальцах ног.
Эти следы оставляли летучие кровососы. Они бесшумно подлетали к своей жертве под утро, когда сон наиболее крепок, и пили у нее кровь, выделяя «обезболивающее» – слюну, не позволявшую невольному «донору» почувствовать боль и проснуться.
Не было безопасно и в воде. Так, были случаи тяжелых ранений купающихся скатами. В группу риска входили те, кто бродил босым по речному мелководью. Скаты обычно зарывались в песок, подстерегая, таким образом, свою добычу и, когда неосторожный купальщик наступал на них, били мощным хвостом с острой пилой на конце, наносившей несчастному тяжелые раны. Кроме того, иногда из притоков Амазонки в крупные реки Парагвая заплывала анаконда, не брезговавшая рыбаками и пловцами
[917].
Однако местные хищники – ягуар и пума – в большинстве случаев по отношению к человеку были неагрессивными. И хотя в отличие от львов, тигров или других кошачьих, они совершенно не боялись огня и смело подходили к костру, при их появлении вовсе не следовало хвататься за оружие.
Например, ягуар, если он не был голоден, вообще предпочитал не связываться с человеком. Пума также нападала на человека лишь в исключительных случаях, да и то по вине самих людей, ради «спортивного интереса». Такие случаи происходили, если увидевший этого зверя путник начинал от него убегать.
Другим неприятным животным в Парагвае был соршьо – южноамериканский скунс. Достаточно было всего лишь одной капли его пахучего вещества попасть на человека, чтобы одежду выбросили на помойку.
Сам же несчастный много дней не мог появиться в обществе из-за ужасной вони, которую он распространял на расстояние многих метров после неудачного контакта с этим животным. Освободиться от нее первые дни было попросту невозможно, поскольку моющие средства не помогали.
Насколько мощным «оружием защиты» обладает соршьо, говорит тот факт, что у одной собаки, которой вонючка попал пахучей струей в морду, по свидетельству наших соотечественников, после ужасных мучений полностью пропал нюх.
Лес, подступавший вплотную к жилищам многих белоэмигрантов, живших за пределами Асунсьона, вообще представлял тогда для человека источник повышенной опасности.
Так, по их свидетельствам, «какой-то самый безобидный на вид кустарник, росший по обочинам дороги, при малейшем прикосновении обжигал так, что по сравнению с ним крапива вспоминалась с чувством нежности.
Или при продвижении по джунглям группы людей идущий впереди человек пытается отстранить мешавшую ему ветку, и в его руку вонзается отлично замаскированная колючка, длинная и острая, как игла. Вытащить ее нетрудно, но тонкий как волос ее кончик оставался под кожей, вызывая сильный нарыв.
Иной раз, не оглядев хорошенько древесного ствола, усталый человек опирался на него, придавив какое-нибудь насекомое, которое жалило несчастного так, что, по свидетельству очевидцев, «из глаз сыпали искры».
Сделав неверный шаг в сторону, путник попадал ногой в муравейник, которую мгновенно облепляли рассвирепевшие ядовитые муравьи.
Часто, обрубив мешавшую дальнейшему продвижению ветку или лиану, человек и не подозревал, что на него может наброситься рой потревоженных ос.
Бывали и довольно смешные конфузы, когда поэтически настроенные персонажи срывали красивый цветок, чтобы его понюхать, а через полчаса нос у них раздувался, как спелая груша»
[918].
Взаимоотношения с местным населением
Первое время отношение к русским со стороны парагвайцев было, мягко говоря, непростым. Первые то и дело слышали в свой адрес обидное прозвище «гринго», которое латиноамериканцы дают иностранцам, обычно приезжим из США, и упреки относительно их переезда сюда
[919].
При этом нередко по ночам в окна русских летели камни, и для острастки хулиганов приходилось постреливать из пистолетов в воздух.
Кроме того, тогда в Парагвае обворовать гринго считалось за честь, но с русскими местные поступали более «благородно»: придя домой, наши соотечественники обнаруживали, что воры не трогали ценных вещей и забирали всякие безделушки или мелочь
[920].
Также первое время случались и «профессиональные» конфликты. Например, некоторые русские занялись скотоводством, и первое время молодые парагвайцы-ковбои («гаучо») пытались увести у них стада скота. Однако вскоре это прекратилось. Русские в совершенстве овладели лассо и искусством стрельбы с лошади, и в результате зарвавшиеся гаучо от них отстали.
В итоге очень быстро первоначально негативное отношение к русским стало меняться в лучшую сторону, пока не стало доброжелательным
[921]. Этому способствовало и то обстоятельство, что в отличие от большинства других, не работающих «гринго», праздно проводящих свое время, русские упорно трудились в стремлении заработать лишний песо.
Соответственно, прекратились и расспросы, когда они вернутся в Россию. Отчасти это было обусловлено поведением самих российских эмигрантов, оказывавшихся нередко хорошими друзьями и просто искренними людьми.
В тех случаях, когда отношение парагвайцев к ним было плохим, были виноваты сами переселенцы, поскольку некоторые наши соотечественники вели себя заносчиво, разводили из-за разных мелочей дрязги, становившиеся достоянием общественности, и устраивали пьяные скандалы
[922].
Так, Н.И. Емельянов, устроившийся чиновником министерства экономии, свидетельствовал, что «одна из русских групп в Энкарнасионе вела себя так безобразно, что вызвала общее неудовольствие у местных жителей и очень повредила всем русским»
[923].
