Однако канонерки оказали большую помощь сухопутным войскам в качестве транспортов, перевозивших грузы и подкрепления там, где грузовые машины и вьючные животные были бессильны. Действовали они на реках Парана и Парагвай.
Таким образом, в целом боливийская армия имела решительное превосходство над парагвайской как в живой силе, так и технике. В целом по вооружению и технике, согласно неутешительным выводам парагвайского Генерального штаба, Асунсьон уступал боливийцам в пять раз
[1010].
Это неудивительно: Ла-Пас готовился к нападению на Парагвай с середины 1920-х гг., и его военный бюджет к началу войны в три раза превосходил парагвайский.
Поэтому военные эксперты США и других стран не сомневались в быстрой победе боливийцев. Более того, Вашингтон науськивал Ла-Пас на более слабых парагвайцев, рассчитывая заработать на этой войне поставками оружия и боеприпасов. Сами боливийцы намеревались пройти до самого Асунсьона чуть ли не парадным строем, не встречая серьезного сопротивления
[1011].
В этой связи нельзя не упомянуть о том влиянии, которое оказала на боливийскую армию Германия. На тот момент немецкие стратегия и тактика прочно вошли в умы офицеров большинства латиноамериканских стран, оказав сильное воздействие на развитие их вооруженных сил, в том числе и Парагвая.
До начала 1920-х гг. «господство тевтонов» в парагвайской армии было особенно сильным. Его упадок во многом был связан с поражением немцев в Первой мировой войне и последующим активным проникновением в Южную Америку стран Антанты, и в первую очередь США.
Однако влияние немцев в военной сфере сказывалось и в начале 1930-х гг. Например, русские офицеры с удивлением отмечали поразительную схожесть парагвайской военной формы с немецкой.
Кроме того, бросалось в глаза и то, что парагвайцы отлично выучены маршировать, как это умеют делать только немцы, и имеют характерные только для них отличную выправку и строй
[1012]. Впрочем, в том числе благодаря этой молодцеватости, по свидетельству русских эмигрантов, они без труда покоряли женские сердца.
С одной стороны, не лучшим образом на боеспособности парагвайской армии отразилось ее использование в последние десятилетия перед Чакской войной как инструмента политических игр.
Впрочем, подобную ситуацию можно рассматривать двояко. С одной стороны, локальные столкновения все же заставили парагвайскую армию быть в тонусе и не забывать, «как нажимать на курок».
Но хотя порох у парагвайцев был «сухим», в настоящей войне она не участвовала свыше полувека, и, кроме того, в таких стычках гибло достаточно много и без того дефицитных мужчин, что лишь ослабляло обороноспособность страны.
Одной из главных причин подобного положения дел стало то, что в мирное время на середину 1920-х гг. армия страны насчитывала всего две тысячи человек, и при такой численности офицерам было трудно надеяться на карьерный рост – даже получить чин капитана для большинства тогда было едва ли не пределом мечтаний.
Поэтому добиться более высоких назначений можно было лишь одним способом – устроить переворот, установив свое правительство, которое из чувства благодарности должно было нацепить своим благодетелям побольше звездочек на погоны.
В итоге до конца 1920-х гг. страна и армия были расколоты на две партии: «синих» (либералов) и «красных» (республиканцев). И если в Европе на тот момент политические проблемы решались главным образом парламентскими прениями, то в Парагвае – переворотами.
Это не способствовало единству страны и ее подготовке к отражению внешней агрессии. Ведь нередко путчем дело не обходилось, и страна погружалась в сравнительно недолгие, но в кровопролитные, по местным меркам, войны. Иностранцам в этих междоусобицах участвовать не рекомендовалось: в случае плена те и другие убивали зарубежных «солдат удачи», в том числе из-за опасения, что иностранцы в конце концов выживут их из армии. Им предлагалось официально заявить о своем неучастии в событиях, вывесив у своих домов национальные флаги той страны, откуда они приехали
[1013].
При этом от переворотов и усобиц в первую очередь страдали туземцы. Все участвовавшие в конфликте стороны нанимали за деньги индейцев, а после установления новой власти против них нередко начинались репрессии. Расисты специально раздували «преступления краснокожих», нанятых проигравшей стороной, и списывали на них свои собственные, желая еще больше ущемить их права
[1014].
Что же касается появления русских офицеров, то их парагвайские коллеги отнеслись к этому сравнительно спокойно, поскольку конкуренция за места в основном наблюдалась за пехотные и кавалерийские должности, а наши соотечественники в основном претендовали на технические позиции (инженеров, артиллеристов, моряков и пр.). Для Парагвая того времени была особенно актуальна проблема их заполнения. Поэтому их появление на военной службе в Парагвае многие восприняли как желанную находку
[1015].
Впрочем, для местных военных «повыситься» или, наоборот, «понизиться» можно было и без войны. Гражданские власти постоянно и нередко заслуженно подозревали генералов в бонапартизме и подготовке очередного переворота. Поэтому их нередко отправляли в почетную ссылку подальше от Парагвая. Например, под предлогом «учиться в Европу».
В большинстве случаев такой расчет оправдывался: опасный правительству генерал обычно не возвращался «в парагвайскую глушь» и не мог уже претендовать на власть. Это происходило по разным причинам: кому-то нравилась европейская жизнь, и он жил в шумном Старом свете на средства от своих имений. Другие, не располагавшие «собственными ресурсами», не могли вернуться из-за того, что при урезанном жаловании билет до Асунсьона стоил целого состояния
[1016].
Ситуация на мировой арене на момент начала войны
Ситуация в мире была также не в пользу Парагвая. Боливию открыто поддерживали США, которые еще в 1927 г. предоставили ей крупные займы на подготовку войны. Вашингтон сделал ставку на Ла-Пас, потому что рассчитывал «снять сливки» с богатых природными ресурсами боливийцев, которые должны были дополнительно прирасти за счет чакской нефти.
Во многом сами американцы и способствовали своими действиями этой войне, подталкивая Боливию к агрессии против Парагвая, чтобы взять в свои руки богатства Чако, и поэтому щедро оплачивали все ее военные расходы. Ведущие боливийские политики, особенно стремившиеся, как они выражались, «обратить Парагвай в пепел»
[1017], вообще находились на содержании американской нефтяной компании «Стандарт Ойл», получая от нее солидные оклады
[1018].
