А осажденным в фортах по всему Чако Бореаль боливийским солдатам, от страшной жажды неспособным ничего есть, с самолетов сбрасывали не лед и не емкости с водой, а мешки с листьями коки. Однако парагвайское наступление не удалось сдержать даже при помощи наркотиков.
Сражение за Сааведру (декабрь 1932 – март 1933)
И.Т. Беляев писал о дальнейшем ходе боевых действий так: «Я двигался с передовыми частями в направлении на форт Сааведру, ставший главным очагом неприятельского сопротивления, и по занятию Джукрос, Арсе и Алигуате вошел с цепями 1-й дивизии в Платопильос.
Оттуда одним ударом можно было выйти на сообщения Сааведры и Муньосе, но генерал Эстегаррибиа, не принимавший доводов подчиненных, меня хоть и выслушивал, но в большинстве случаев – безрезультатно.
Неожиданно было получено приказание оставить Платопильос и форсированным маршем вернуться в Кампо Хордин, бывший оттуда в 40 километрах, чтобы немедленно атаковать форт Сааведра, под которым уже находилась вновь прибывшая 2-я дивизия, в то время как 3-я (майора Ирразабаль) действовала со стороны Нанавы.
1-й дивизии полковника Фернандес было приказано отрезать сообщения Сааведры с Муньосом, но как он не растягивал свои линии, не мог дотянуть их до главной дороги и все категорические приказания атаковать вели к напрасным кровавым потерям.
Сообщение занятой боливийцами Сааведры с внешним миром функционировало, и силы противника беспрепятственно увеличивались. Эстегаррибиа предложил мне составить план артиллерийской атаки неприятельских позиций.
Это было абсолютно бессмысленно. Позиция противника была из 20 километров леса. Я имел в своем распоряжении не более полутора тысяч артиллерийских снарядов и делать это распоряжение было очевидной нелепостью. Но я исполнил эти работы совершенно в другом направлении и притом с отличным результатом.
На другой же день, по окончании работ, меня позвали к командующему. На этот раз он был необычайно конфиденциален, усадил меня рядом с ним. «Вы знаете, что произошло в Платопильосе? Этот негодяй, капитан Самеон, бросил позиции и оставил свой полк, который рассыпался по трем направлениям, отступили лишь два эскадрона на форт Герера. Сам он – неизвестно где. Подумайте, боливийцы грозят выйти на наше единственное сообщение на Арсе и Бокерон! Я посылаю вместо него капитана Рамоса и прошу Вас импровизировать оборону».
Я никогда не видел его таким расстроенным. «Простите меня, – возразил я ему. – Но я не сомневаюсь, что все это – величайшая милость провидения нам. Атаковав с фронта Сааведру, прикрытую неодолимыми лесными позициями, мы взяли на себя непосильную задачу. Теперь противник нас сам выводит из такого положения, из которого было невозможно выйти с честью.
Позвольте мне доложить Вам, что сделал бы здесь генерал Врангель, самый блестящий военачальник последнего времени. Он оставил бы для пассивной обороны одну дивизию. В предвидении этого мы с командирами батарей уже организовали отличную оппозицию вдоль опушки Кампо Хордан. А с 1-й дивизией, только что бравшей Платопильос, тоже боевым приказом бы атаковали бы ее вновь и на этот раз вышли бы оттуда уже в тыл Сааведры, которая в этом случае уже не могла бы сопротивляться.
Бедняга капитан на самом деле не мог удержаться в Платопильосе, прикрывая несколькими сотнями человек периметр в пять километров и взята она, эта позиция, была взята также ничтожным отрядом, который сам не сможет удержаться там.
Если же Вам кажется опасным этот смелый маневр, оставьте заслон, и, оттянув 1-ю дивизию, не обороняя позиции, дайте противнику выйти из своих оборонительных линий с целью преследовать нас, что он сделает непременно через день-два, следуя слепо немецкой тактике по указу Ф. Кундта
[1072]. А 2-ю дивизию оставьте в лабиринтах перелесков, где она стоит, и, как только завяжется бой, двиньте ее по тылам наступающих в направлении на Сааведру, и противник целиком останется в Ваших руках.
«Хорошо, я так и сделаю, – сказал генерал, видимо, ободренный перспективой, – а Вы с Рамосом организуйте оборону в Геррера.
Перед отъездом я переговорил с командующим 1-й дивизией полковником Фернандесом, который всецело разделял мои взгляды. Я напомнил ему, что кроме главного пути отступления есть еще индейские тропы, которые я указал ему и русскому капитану Гольдшмитту
[1073], который работал здесь уже в течение нескольких дней в качестве топографа и ясно отдавал себе отчет в положении. Сам я направился по магистрали в Арсе. Едва приехав на место, мы услышали взрывы позади – это смелый боливийский капитан Буш
[1074] атаковал и смял транспорт, который вел Велилья. Проехавший за нами полковник Франко от такой участи спасся чудом, так как Буш исчез тотчас же после налета.
Геррера представляла собой лесную позицию, в которой неопытному глазу невозможно было разобраться. Не зная характера лесных чащоб, я сразу оценил несравненные достоинства этой позиции. Противник должен был двигаться сразу по большой дороге, и я приготовил ему перекрестный огонь с фронта.
Затем, конечно, он стал бы обтекать правый фланг, который мы укрепили. Итак, потерпев здесь урон, в дальнейшем ему оставалось лишь сделать глубокий обход в семь километров. Все это впоследствии боливийцы проделали, как по писаному.
Боливийцы доносили фон Кундту, что они безрезультатно атаковали 300 раз, как он сам упоминает в приказе, пока совсем истощенный гарнизон майора Антоле, собрав все, что могло дышать, в сводный батальон под командой капитана Гаона, не бросил его с правого фланга по тылам растянувшегося боливийского отряда.
Гаона вышел на главную дорогу и начал без милосердия бить врага и произвел у него панику и всеобщее отступление. Но это произошло уже много месяцев спустя.
Эстегаррибиа выполнил мое намерение лишь наполовину. Под влиянием появления Буша в тылу он отскочил со 2-й дивизией в Арсе, а сам – еще на 100 километров в Исла-Пот. Фернандесу он поручил оборонять Кампо Хордан, но отобрал у него 2-й полк и поместил его на полпути по магистрали, разбросав, таким образом, все свои силы по дороге Исла-Пот – Арсе – Хордан для пассивной защиты.
