Например, во времена Стресснера Степан Высоколян являлся его первым помощником и председателем Центрального государственного банка Парагвая. Кроме того, целый ряд министров его правительства тогда были выходцами из России, и русские же продолжали занимать важные должности в вооруженных силах этой страны.
И за то, что многие улицы парагвайских городов носят сегодня имена русских героев, стоит благодарить «диктатора» Стресснера, который содействовал увековечиванию их памяти, тем самым продолжив традицию своего предшественника Франко.
Стоит заметить, что негативный образ этого лидера во многом создала советская пропаганда. Дело в том, что в послевоенные годы коммунисты поддерживали разные повстанческие движения по всему миру, не исключая и Южную Америку.
Главным критерием оказания этой поддержки была их идеологическая окраска. Лидерам «партизан», в том числе и колумбийским наркобаронам, для ее получения достаточно было заявить о том, что они против «империалистов».
Либералы и слабые руководители позволяли этим террористам существовать, но Стресснер, видя действия коммунистов в Перу, Колумбии и Боливии, стремился у себя дома вырвать их с корнем. Поэтому в СССР его представляли «маленьким Гитлером», попасть к которому «в лапы» для коммуниста означало верную смерть.
Впрочем, в «кровожадности» этого «диктатора» советским русским пришлось однажды убедиться на собственной шкуре. Когда в 1966 г. на аэродроме Асунсьона совершил вынужденную посадку летевший из Москвы в Буэнос-Айрес самолет, то его экипаж ожидал как минимум многолетнего тюремного заключения, побои и издевательства.
Вместо этого к самолету сбежалась толпа из многих сотен людей, приветствовавших «советских русских». В числе первых встречать нежданных гостей на автомобиле прибыл сам Стресснер.
Он очень дружелюбно поздоровался с советским экипажем и поинтересовался, какая ему нужна помощь и после сравнительно непродолжительного ремонта самолета и отдыха его летчиков они беспрепятственно продолжили свой путь
[1226].
Конечно, отрицать то, что он замучил по политическим мотивам тысячи людей, нельзя. Как, впрочем, нельзя здесь отрицать и вину тех, кто «из-за океана» подстрекал к захвату власти в Парагвае местных коммунистов.
И хотя основными носителями коммунистических идей в мире традиционно считались выходцы из СССР, это не повлияло на теплое отношение Стресснера к русскому народу в целом, что наглядно выразилось в реакции на неожиданное приземление в Асунсьоне советского самолета.
Русские в Парагвае на начало XXI века
В Парагвае продолжают жить сотни и даже тысячи наших соплеменников, многие из которых являются потомками белогвардейских офицеров, сыгравших в этой стране столь значимую роль.
Некоторые из них, как, например, Святослав Канонников, сын поручика Всеволода Канонникова, «ушедшего из Новороссийска в 1920 г. при эвакуации в одной рубашке», стали преуспевающими бизнесменами. До последнего времени именно С. Канонников являлся владельцем главной судоходной компании страны и вице-президентом АРИДЕП (Ассоциация выходцев из России и их потомков в Парагвае).
Вероятно, далеко не самая крупная русская община в Парагвае стала одной из самых заметных из всех стран рассеяния. Ее представители не только отстояли честь этой страны и одновременно высоко подняли своими деяниями честь России, но и сделали большие научные открытия, имевшие мировое значение.
И все это может быть востребовано на современном этапе выстраивания отношений между Россией и Парагваем, которые до сих пор фактически находятся в зачаточном состоянии. Во всяком случае, до последнего времени в Асунсьоне не было российского посольства.
Соответственно, история сношений двух стран не такая уж и богатая. Если до революции 1917 г. они поддерживали «эпизодическую» связь через российского посла в Аргентине, то в 1920 г., после ухода белогвардейцев из Крыма, даже она прервалась.
О возобновлении диалога заговорили в конце 2005 г., и сегодня стороны «обменялись консулами». Однако это пока еще весьма далеко от полноценных дипломатических связей.
Впрочем, русскоязычные граждане Парагвая являются сегодня той самой связующей нитью, благодаря которой Асунсьон и Москва могут быстро и доверительно выстроить свои отношения фактически с нуля.
Ко всему вышеизложенному следует добавить, что две страны очень похожи – достаточно посмотреть на парагвайские дороги. Тех же «жигулей» и «москвичей» здесь до недавнего времени можно было встретить не меньше, чем на улицах провинциального российского города. Ведь многие парагвайцы (как, впрочем, и другие жители южноамериканского континента) предпочитали покупать не особо качественные, но сравнительно дешевые машины из РФ.
Воспоминания и записки русских офицеров о военной службе в Парагвае
Голубинцев С. В парагвайской кавалерии
[1227]
«В конце мая приехал из Северной Америки русский императорский посол Евгений Федорович Штейн, и я немедленно же сделал ему визит. Посол принадлежал к разряду русских бар, не любил утруждать себя делами и больше всего ценил спокойную жизнь. Меня он принял весьма радушно, угостил бразильскими сигарами и сообщил, что Белое движение, по-видимому, умерло и мы, бывшие офицеры Русской армии, должны теперь в Новом Свете сами создавать себе положение и войти как можно скорее в общую жизнь здешних граждан…
Тогда мы вторично отправились в российское посольство и после долгого разговора с Евгением Федоровичем решили послушаться его доброго совета и ехать в Парагвай, тем более что Штейн обещал при первом же удобном случае, представить меня парагвайскому военному министру, которого со дня на день ждали в Буэнос-Айресе. Наш посол до конца оставался русским барином и свое обещание сдержал в точности. В субботу он пригласил меня обедать в Жокей-клуб и там познакомил с военным министром Парагвайской республики полковником Шерифе, который, узнав, что я гусарский офицер, рассыпался в любезностях и тут же позвонил по телефону в свое посольство, переговорил с чиновником и просил меня зайти в понедельник за визой.
Снова в церковной библиотеке произошел экстренный совет, на котором я и гардемарин Бабаш высказались за Парагвай, корабел Митя Сластников решил ехать в Северную Америку, а Станислав Родзевич решил остаться в Буэнос-Айресе. Когда отцу Константину стало известно наше решение, он так обрадовался, что пригласил к себе в кабинет на конфиденциальную беседу – и выплатил нам трехмесячное офицерское жалованье согласно чинам. Сластникову тут же был выдан чек для покупки билета в Нью-Йорк, а мне, кроме жалованья, – суточные и прогонные до Асунсиона, столицы Парагвайской республики. Не скрывая своей радости по случаю нашего отъезда, священник, получив от нас расписки, троекратно с нами облобызался и пригласил на ужин. Но при этом попросил нас ничего не писать о происшедшем нашим друзьям в Галлиполи, куда он уже неоднократно сообщал, что русским беженцам будет очень трудно устроиться в Аргентине.
