На площади перед ратушей эскадрон выстроился, и майор Торрес произнес прочувственную речь, после которой капитан Сунига выехал вперед и скомандовал: «Эскадрон, а дерейта румпен мар!» Мы сделали поворот направо и шагом вытянулись на улице по направлению к городу Жагварону.
Неподалеку от него эскадрон остановился и спешился для отдыха. Взяв полуэскадрон, я пошел в пешем строю в обход Жагварона с северной стороны. После небольшой перестрелки с засевшими в городе кавалеристами мы заняли кладбище и я отправил ординарца с докладом капитану. Полковник Хозе Хиль заперся со своими людьми в огромном иезуитском монастыре и оттуда стрелял по окружающим его драгунам. Несколько раз наши солдаты бросались к дверям монастыря, но каждый раз огонь из окон отбивал все попытки ворваться во внутренность здания. В этом бою был ранен в руку лейтенант Смит и восемь драгун. На выручку Хозе Хиля полковник Шерифе выслал из Парагвари батальон пехотинцев, и мы принуждены были отступить в Ита.
Во время сражения у Жагварона лейтенант Стюарт сбрасывал с аэроплана бомбы в расположение инсургентов и, увлекаясь воздушным боем, слишком низко атаковал пехоту. Попавшая в бензинный бак пуля произвела взрыв, и храбрый офицер вместе с наблюдателем сгорели в воздухе. Полковник Шерифе устроил врагам торжественное погребение, и мертвым летчикам были оказаны все воинские почести. Но вот под натиском правительственной пехоты пал на железной дороге город Таквараль, и победоносные батальоны вошли в Ита. На следующее утро второй батальон капитана Фернандеса пошел в бой, а наш эскадрон под командою самого майора Торреса зашагал в тыл к неприятелю и атаковал уходившую из Жагварона на Парагвари конницу полковника Хозе Хиля. В этом бою я любовался пехотинцами капитана Фернандеса. На окраине местечка наш эскадрон неожиданно попал в засаду и, стиснутый между домами и заборами, пришел в замешательство. В этот опасный для нас момент появился капитан Фернандес с ротою. Молниеносно сообразив положение вещей, этот храбрый офицер бросился на выручку и штыковым ударом спас от гибели эскадрон, опрокинул противника и, развивая успех, к вечеру завладел Жагвароном.
Прибывший на место военных действий главнокомандующий правительственной армии полковник Шенони приказал эскадрону капитана Ирасабаля вместе с эскадроном Эскольты ночью атаковать укрепленную Ставку полковника Шерифе в городе Парагвари. Но тот, в ожидании подхода войск полковника Брисуелло, оставил город без боя и отошел в Кордильеры на Сьерра-Леоне. Непосредственно вслед за инсургентами вошел в Парагвари Ирасабаль, и в полдень туда прибыл эскадрон Эскольты. Парагвари – очень красивый город с домами в готическом стиле, сплошь заселенный немцами. По величине он гораздо больше Ита и Жагварона и много чище его. В нем было даже несколько приличных ресторанов и бирхалле. За неимением свободных помещений нам пришлось разместить драгун внутри собора, а офицерам перебраться в самую большую гостиницу, в которой мы и прожили два дня.
Здесь нам впервые пришлось заметить враждебное отношение местных жителей немцев, всецело сочувствующих полковнику Шерифе. Местные блондинки отворачивались от нас на улице, и мэр города вовсе не подумал устроить в нашу честь бал, а, напротив, просил не размешать офицеров по частным квартирам и отказался снабжать нашу армию продовольствием.
Из Парагвари эскадрону Эскольты было приказано идти на юг и занять город Карапегва, чтобы не дать возможности инсургентам отступить в глубь Кордильер, где им могли помочь тамошние гаучо – «монтанеры». С легким сердцем мы покинули Парагвари. Оставляя город, мы не могли похвастаться победами над местными валькириями, но зато долго вспоминали уютные «бирхалле» с холодным пивом под звуки старенького немецкого органа.
Карапегва – богатый город горных помещиков, и здешние устроили в честь офицеров правительственной кавалерии несколько праздников. На городской площади убивали жирных быков, и тут же на свежем воздухе приготовлялась аппетитно пахнувшая «чураскада» (своего рода шашлык, запиваемый золотистым ромом – канья вьеха). После обильной закуски и выпивки граждане усаживались с офицерами в кружок, и на сцене появлялся неразлучный парагвайский чай-мате. Серебряная чаша наполнялась ароматной травой, наливалась горячая вода, и чаша передавалась по очереди каждому из присутствовавших, который пил мате через серебряную трубочку – бомби лье. Вечером пускались ракеты, гремела музыка, и смуглые дочери Кордильер кружились в вихрях танцев с веселыми кавалерийскими лейтенантами.
Капитан Сунига хотел задержаться в Карапегве, но, к несчастью, из Парагвари прискакал курьер от майора Торреса с приказанием спуститься опять к железной дороге и занять местечко Эскобар. Нехотя расставшись с гостеприимной Карапегвой, эскадрон оставил Кордильеры, вышел на железнодорожное полотно и после короткого боя занял маленький городок Эскобар. Там мы соединились с эскадроном «привидений» майора Вальдеса и узнали от него, что на следующей железнодорожной станции Кабалеро находится штаб передовой группы инсургентов.
Услышав это, лейтенанты Шеню и Ортис уговорили меня поехать за нашу линию и потревожить революционеров. Я согласился. Мы выехали за линию наших дозоров и остановились около усадьбы, лежавшей в нейтральной полосе. Оттуда была видна как на ладони станция. У платформы стоял под парами, готовый в любую минуту отойти, штабной поезд, а в местечке, высоко подбрасывая пламя, горели солдатские обеденные костры. Нас соблазнил вид мирно отдыхавшего неприятеля, и мы принялись обстреливать инсургентов из окон фермы. В ответ нам застрочил пулемет из полевой заставы, и два солдата бросились опрометью бежать на станцию с донесением. Сразу в неприятельском лагере все закопошилось, кавалеристы принялись ловить коней, пехота рассыпалась в цепь, и к полевой заставе подошло подкрепление.
Обрадованные проделкою, мы хотели вернуться в лагерь, но в этот момент, поднимая по дороге столбы пыли, показался эскадрон Вальдеса. Его гаучо пошли в атаку, думая, что противник атаковал наши дозоры. Вслед за ними показался с эскадроном капитан Сунига, и мы атаковали неприятеля во фланг. Таким образом, наша шутка превратилась в настоящее сражение. Во время конной атаки подо мною ранили коня, и, спешив взвод, я в пешем строю повел драгун на станцию, и мы вошли в Кабалеро. Потерпев новое поражение, революционеры отступили на станцию Сабукай. В этом сражении не повезло альфересу Ортису, его легко ранили в руку, и капитан Сунига устроил по этому поводу импровизированное празднество с обильным возлиянием в честь многотерпеливого Бахуса.
К полудню на станцию Кабалеро прибыл из Асунсиона бронированный поезд с длинноствольными орудиями – «Виккерс», или, как их здесь называли, «Викер-гвассу» (большие Виккерсы). Матросы обслуживали на площадках орудия, и мне сразу припомнилась Добровольческая армия, до того все это напоминало наши самодельные бронепоезда.
С ними приехал аргентинский кинооператор, который немедленно принялся крутить с натуры парагвайскую революцию. Эскадрону Эскольты пришлось для него «изображать» конные и пешие атаки, в которых капитан Сунига на белом коне бесстрашно водил наступающие цепи, и, откровенно говоря, из фильма получилась развесистая клюква. На мою долю выпала роль актера. Несколько раз я дико скакал по плацу с донесением, водил по карте перстом, изображал «военный совет» и пропускал мимо себя по нескольку раз первый взвод, изображая «кавалерийский полк», выходивший к месту боя. В довершение всего этот кинооператор долго тряс мою руку, благодарил за прекрасную постановку и восторгался фотогеничностью моей физиономии. Убедиться мне в этом, к сожалению, так и не пришлось – фильма «Парагвайская революция» я увидеть на экране не смог. Но ничего не поделаешь, нельзя испытать сразу все житейские прелести! Теперь мы даже изображали настоящую революцию в поле, а на экране пусть уж, так и быть, ее посмотрят другие.
