Вилла-Рика – по величине второй город после Асунсиона, и полковнику Шенони казалось, что инсургенты не уступят его нам без боя. Почти у самого города мы встретили несколько конных гаучо, и те сообщили нам, что полковник Шерифе еще вчера вечером отступил из Вилла-Рика по дороге на Каи-Понте (Обезьяний Мост). Отправив срочное донесение капитану Суниге, мы с лейтенантом Шеню въехали на ликующие улицы освобожденного города. Как первую правительственную часть, нас буквально засыпали цветами жители. Боже мой, сколько смотрело на нас хорошеньких барышень в разукрашенных платьях, масса цветов, яркий блеск солнца, и над всем этим громкие крики «Виза!» в честь победителей. Все парагвайцы теперь ясно понимали, что с падением Вилла-Рики приближался конец авантюры полковника Шерифе и его военной партии.
Вслед за нами в город вступили с музыкой пехотные батальоны, саперы, артиллерия и конница правительственной армии. Синею лентою вытянулся по улице морской батальон, сформированный из матросов с канонерских лодок, оставшихся в Асунсионе.
Воспользовавшись свободной минутою, я отправился на розыски донны Марты, супруги майора Гестефельда. Бедная женщина ожидала ребенка и поэтому должна была остаться в городе. Знакомые ее в первый момент не хотели мне сказать, где она находилась, опасаясь преследования со стороны правительства, но, узнав, что я товарищ ее мужа, провели на ее секретную квартиру.
Бедную Марту я застал в слезах, она боялась за своего мужа и за самое себя, так как инсургенты распустили слухи, будто бы правительственные войска расстреливают всех пленных инсургентов и даже их семьи. Я успокоил, насколько мог, ее опасения, утешил и выставил около ее дома для большей безопасности караул из наших драгун, приказав капралу никого не пропускать сюда без моего письменного разрешения. Капитану Суниге я рассказал об ужасном положении жены майора Гестефельда, и он, в свою очередь, вполне со мною согласился и обещал поговорить с полковником Шенони о ее отправке в Аргентину.
Почти две недели мы простояли в Вилла-Рике. Город этот хотя и был вторым по величине в республике и в нем даже имелся трамвай, но блистал, к сожалению, полным отсутствием мощеных улиц. При появлении малейшего ветерка из пампы улицы города покрывались пылью, и жителям приходилось немедленно закрывать окна и двери, что в жару было не так приятно для их обитателей. Теперь сюда переехал штаб правительственной армии и резиденция главнокомандующего, полковника Шенони.
Наша пехота и артиллерия направились к Каи-Понте и вели бои с окопавшимися на хороших позициях инсургентами. Каи-Понте можно было сравнить с нашим Перекопом, это была последняя твердыня полковника Шерифе. Однажды меня вызвали в главную квартиру и начальник штаба, хорошо мне знакомый капитан Эстигарибия, поинтересовался у меня относительно того, что мне передавала жена майора Гестефельда. Знал я о том очень мало или, вернее, вообще ничего не знал, так как и сама его супруга не ведала, где он в данный момент находился. Но, воспользовавшись удобным случаем, я попросил у капитана Эстигарибии отпуск в Асунсион.
На следующий день вместе со мною покинули Вилла-Рику капитан Сунига, лейтенант Смит и альферес Ортис. Веселой кавалькадою мы направились в Асунсион. Несмотря на то что мы выбрали самый наикратчайший путь, наше путешествие длилось пять дней. Причиною тому были бесконечные друзья и знакомые, которых мы приобрели во время революции и которых, конечно, пришлось посетить по дороге. По приезде в Асунсион я был несказанно удивлен, встретив в первый же день, в гостях у доктора Риттера, своего старого приятеля, орловца Васю Волкова. Оказывается, Рудольф Александрович выписал его из Буэнос-Айреса как инженера-механика, и он теперь работал в военном арсенале. Я, конечно, перевез его к себе в Порто-Сахонию, и мы зажили там на славу.
Капитан Сунига получил от военного министра полковника Роха приказание формировать новый эскадрон для скорейшего следования на фронт, а яполучил сто добровольцев и должен был организовать новый эскадрон Эскольты и оставаться в Порто-Сахонии для несения караулов во дворце президента, в банках и вообще охранять столицу, в которой отсутствовали в данное время воинские части.
В Асунсионе я предался безудержному веселью, к нам стали приезжать знакомые барышни и дамы, снова ожили малиновые салоны в эскадроне Эскольты, и европейский чай в пять часов сменил царствовавший до сего времени испано-американский кофе. Особенно шумно мы отпраздновали в сентябре мой день рождения, когда мне исполнилось двадцать шесть лет.
Возвращаясь в Офицерское собрание после шумного катания на лодках с приехавшими из города гостями, я заметил у подъезда автомобиль и, поднявшись на балкон, попал в объятия к лейтенанту Шеню. Сейчас же на балконе был сервирован чай со сладостями, очаровательная брюнетка Аурелия Энсисо заняла место хозяйки, а ее подруги разместились ярким цветником вокруг прибывшего с фронта героя и старались поскорее узнать от него все последние новости. Но на сей раз наш весельчак привез весьма печальную весть о смерти майора Торреса. Вместе с эскадроном Эскольты он выступил для атаки на Каи-Понте, желая неожиданной атакою отвлечь инсургентов от центрального пункта, на котором наша пехота собиралась нанести им решительный удар. Во время обеда эскадрон был окружен революционерами, и после перестрелки им удалось взять в плен раненого майора. На выручку эскадрону Эскольты подошел капитан Ирасабаль. Он атаковал инсургентов, разбил и обратил их в бегство. Но все-таки революционерам удалось отомстить майору Торресу, и храбрый офицер был ими расстрелян. Со всеми воинскими почестями он был похоронен в Вилла-Рике. По древнеславянскому обычаю я устроил вечером тризну по нашему погибшему командиру.
Цитра и несколько гитар заменили нам отсутствовавший хор трубачей, гости поднимали за столом тосты за нового командира Эскольты лейтенанта Сакро Дьябло, а я благодарил гостей за внимание и пил вино за прелестных дам. После ужина по просьбе Шеню был устроен бал, и мы веселились до утра. Так я провел в 1922 году свой день рождения в Асунсионе.
В начале октября в столицу пришло радостное известие о взятии правительственными войсками укреплений на Каи-Понте. Во время боя погибло много офицеров-инсургентов, искупивших таким образом подлый расстрел доблестного майора Торреса. После разгрома остатки разбитой армии полковника Шерифе ушли в Чако, на бразильскую границу. Наступил победоносный конец войны с инсургентами. Асунсион украсился национальными флагами, и повсюду на площадях гремели оркестры военной музыки. Бравурные звуки марша «Кампаменто Сьерра-Леоне» носились над ликующим городом и напоминали жителям о походах последней победной кампании. В эскадроне Эскольты мы также устроили «праздник победы» с присутствием наших знакомых дам и барышень. Собственные музыканты развлекали публику, и лейтенанты Смит, Шеню, Ортис и Вася Волков носились по террасе в вихрях вальса с очаровательными сеньоритами, забыв все на свете, и революцию, и сражения, и даже победу.
Октябрь месяц – разгар тропической весны. В садах и скверах цвели орхидеи, мимозы и мексиканский жасмин, улицы наполнялись благоуханием, и тысячи колибри наподобие рубинов, сапфиров и живому золоту порхали среди цветов. Революция окончилась. Инсургенты, прижатые правительственными войсками к бразильской границе, должны были покинуть Парагвай, сдать оружие и превратиться в эмигрантов. Полковник Шерифе умер во время отступления, и с его смертью прекратила свое существование военная партия. Опять ожила парагвайская столица, и все радовались счастливому окончанию междоусобной войны. Постепенно в столицу возвращались с фронта победоносные части правительственных войск, устраивались парады, гремела музыка, и жители забрасывали героев цветами. Такого энтузиазма мне давно не приходилось видеть, казалось, весь Парагвай пел, веселился и танцевал. С окончанием революции была объявлена демобилизация, и армия приняла свои нормальные размеры. Все призванные из запаса офицеры вернулись по домам, вновь сформированные части были распущены, и на службе остались только кадровые служащие. Для Василия Волкова также наступил конец «вечного» праздника в Порто-Сахонии. Он должен был теперь оставить военную службу и вернуться в Аргентину. Мы устроили ему проводы в малиновом зале Эскольты, и Вася в последний раз танцевал с барышнями в парагвайской военной форме. После революции время проносилось со сказочной быстротою. Вчера вместе с доктором Риттером я провожал Волкова на аргентинском пароходе «Берна». Друг моего детства, единственный близкий человек в Южной Америке, покидал нас навсегда и уезжал в Буэнос-Айрес. С его отъездом на моей душе сделалось как-то тоскливо и скучно. Мною овладело беспокойство, привычка к перемене мест, весьма мучительное свойство и многих добровольный крест, так, кажется, говорил в свое время Пушкин устами своего героя Онегина. Еще в самом начале революции я расстался с гардемарином Володей Бабашем. Он уехал в Перу и писал мне из Лимы о прелестях жизни на берегах Тихого океана. Недаром в казачьих жилах течет кровь царственных скифов, меня потянуло снова к привольной жизни, захотелось стать флибустьером и посмотреть новые страны, познакомиться с новыми людьми. Капитан Гарсия де Сунига получил после революции в командование третий эскадрон в городе Консепсионе на далекой окраине Парагвая; эскадрон Эскольты принял капитан Ирасабаль; лейтенант Шеню ушел в четвертый эскадрон в Энкарнасион, а лейтенант Смит был назначен сменным офицером в Военное училище. Таким образом, разлетались все мои друзья, да и сам я после двадцатидневного отпуска должен буду расстаться с комфортом эскадрона Эскольты для следования во второй эскадрон в Парагвари. Невольно пришлось задуматься над своим будущем. Лучшее, что могла мне дать парагвайская военная служба, я уже от нее взял.
