Данная ситуация свидетельствует о том, что тогда получение «беженского пособия», выделяемого из достаточно скудных средств Врангеля, представлялось более выгодным, чем работа в сербских силовых структурах.
Возвращение на службу
Однако массовый исход русских из погранохраны имел большее значение для безопасности КСХС. Стоило только Белграду заменить русских граничар местными кадрами, как страну наводнили контрабандные товары и подрывная литература из СССР, в которой местное население агитировалось за свержение короля, как это «сделали русские братья».
На практике выяснилось, что русские пограничники оказались намного эффективнее финансовых контролеров из числа местных граждан. Опытные русские пограничники, особенно казаки, многие из которых несли «кордонную службу» у себя дома, ловили контрабандистов на порядок лучше, чем они. Не способствовало надежному прикрытию границы и сокращение численности пограничного персонала.
Поэтому в 1923 г. сербы снова пригласили русских в обновленную погранохрану, «финансовую стражу». Однако зимой – весной 1923 г. официальный Белград стал демонстрировать желание набрать дополнительное число белогвардейцев в финансовый контроль.
При этом, несмотря на затруднения, о которых докладывали русские начальники с мест об отношениях с новым начальником по финансовой страже Еремичем, в своем рапорте генерал-лейтенант И.Г. Барбович докладывал генералу Врангелю свои ожидания от переговоров с этим командиром, согласно которым тот явно проявлял желание работать с русскими
[310].
Одновременно, согласно донесениям руководства врангелевских подразделений, «отношение со стороны финансовых властей в Склатской и Ново-Садском инспекторатах заметно улучшилось к русским частям, чего нельзя сказать про Загребский и Люблянский ректораты, где чиновники-хорваты и словенцы относятся к русским весьма пристрастно, результатом чего являются частые увольнения русских чинов за маловажные проступки».
Тем не менее общее настроение руководства КСХС было в пользу расширения сотрудничества с белогвардейцами.
В частности, высшее белогвардейское командование тогда получало такие донесения: «Конно-артиллерийский дивизион (генерал-майор Щеголев). Генерал-майор Щеголев имел продолжительную беседу с новым областным инспектором; общее впечатление положительно, улучшился взгляд на русских и отношение к ним, благодаря добросовестному несению ими службы, особенно по сравнению с сербами (недобросовестность, частые побеги, торговля казенным обмундированием).
Улучшились также отношения с референтами, особенно довольны полковником Молоховец и капитаном Голиковым. Со стороны финансовых властей замечается сильное желание, чтобы русские чины записывались в «организацию финансового контроля» для большего сближения со своими сослуживцами.
При этом «Благодаря переговорам с шефом «одсека» финансов, инспектором получено предписание шефа одсека впредь все перемещения русских чинов в связи с освобождением 3 зоны производить по соглашению с полковником Апухтиным (командир Гвардейского кавалерийского дивизиона), что благоприятно отразилось на сохранении нашей организации»
[311].
В связи с этим врангелевское командование рекомендовало своим подчиненным записываться на вакантные места, угрожая в противном случае снять с выдачи пособий (неработающим и семейным)
[312].
Между тем основная часть врангелевцев желала работать, о чем свидетельствовал рапорт генерал-лейтенанта И.Г. Барбовича генералу П.Н. Врангелю 16 апреля 1923 г., в котором он, в частности, указывал: «…В Вальево я смотрел эскадрон Киевских гусар (подполковника Берестовского, более подробная информация о нем предоставлена в последующем параграфе по Албании. – Ред.) Несмотря на трудные условия (предшествующей. – Ред.) работы (в фирме Цейс и Майзель) эскадрон представляется отличным, все люди одеты хорошо, однообразно, имеют сапоги, настроение – отличное, большое желание поскорее стать на пограничную службу»
[313]. В данном же донесении он отметил личные заслуги «командира бригады генерал-майора Выграна»
[314].
Соответственно, в этот момент настроение чинов Русской армии заметно улучшилось: «2-я бригада (генерал-майор Гернгросс). С 17 по 21 марта генерал-майор Гернгросс обошел расположение эскадрона 3-го кавалерийского полка (ячейка 4 гусарского Мариупольского полка) и 4 и 5 эскадроны 4-го кавалерийского полка (ячейки 1 гусарского Сумского, 2 лейб-драгунского Псковского и 14 гусарского Митавского полков). Настроение чинов особенно бодрое и хорошее в 5 эскадроне, благодаря радению и заботе и попечению о чинах командира эскадрона подполковника Акаро.
Результаты этой работы, весьма благоприятные для воинского воспитания, сказались на отличном воинском духе, спайке эскадрона, сохранении дисциплины, немалую долю труда в этом направлении положил и бывший командир эскадрона Генерального штаба полковник Ивановский, ныне помощник командира кавалерийского полка».
Отчасти этому способствовало устройство командованием церковных служб с участием русских священников. В частности, представители руководства подразделениями на местах доносили: «В 3-й кавалерийский полк (полковник Глебов) 11 марта прибыл священник Ноаров для обхода частей полка и совершения богослужения. Со стороны финансовых властей (сербских. – Ред.) сделано все возможное для сбора большого числа людей на богослужение
[315].
Примечательно, что после этого Белграду уже в скором времени пришлось восстанавливать реальную полноценную пограничную службу с упором на русских. Тогда в очередной раз погоны пограничников (формально – «финансовых контролеров») надели 2700 наших соотечественников
[316].
