Большей частью наша дорога идет вниз и волы тянут прекрасно, не отставая от пехоты, местами приходится даже их тормозить. Двигаемся почти без остановок до четырех часов утра, когда у одной корчмы, от которой идет горная дорога к сербской границе, к нам присоединяются пограничники: капитан Манев с четырьмя солдатами (они отчаянные сорвиголовы, как и он сам), с 20 вооруженными крестьянами.
Как мы узнали от капитана Монева, эти крестьяне были им мобилизованы в коммунистическом селе, рядом с его пограничным постом. Терроризировав со своими солдатами это село, капитан погнал в бой коммунистов против коммунистов же.
Не сказал бы, что мне понравилась такая «вооруженная помощь». Не особенно нравится это и подполковнику Петрову, но все же, в конце концов, он решает выслать эту милую компанию в авангард с приказанием закрепить за нами выход из ущелья.
Двигаемся дальше. Светает. Встречаем нескольких жителей с хуторов, расположенных в окрестностях села Ружинцы. Ничего определенного они не знают, кроме того, что ночью слышали в селе ружейные выстрелы. Очевидно, что оно находится в руках коммунистов.
В утренней мгле, около половины седьмого, беспрепятственно подходим на два километра к селу и останавливаемся. Село большое, богатое, расположенное в узле дорог.
В бинокль не видно никаких признаков неприятеля, но начальник отряда, хоть и поклонник «ножа», то есть штыка, не хочет, однако, очертя голову, лезть в данный населенный пункт, а потому, выслав один взвод в обход его, приказывает мне открыть огонь бомбами по ничего не подозревающему селу.
Роты разворачиваются в цепи, а я сворачиваю с гаубицей с шоссе на лужайку. Волы делают по всем правилам «налево кругом», несколько минут – и орудие готово к бою. Наводим в какой-то большой белый дом с красной крышей на окраине села.
Заряжаем, а в мыслях вертится: «как будет действовать орудие, не откажет ли компрессор?», так как накануне вечером, впопыхах, забыли его проверить. На всякий случай приказываю орудийной прислуге залечь в канавы, метрах в 20 от гаубицы и первый выстрел делаем при помощи длинного шнура.
Мягкий раскат, орудие действует прекрасно. Недолет. Бежим к гаубице и, уже не отходя от нее, выпускаем, прибавив прицел, еще три бомбы, из которых две разрываются в селе. Наша пехота быстро продвигается вперед и после короткой поднявшейся перестрелки занимает село. К сожалению, обходящий взвод запаздывает и противник, в числе около 200 человек, беспрепятственно бежит в горы на село Белошинцы.
Беремся в передки и торжественно въезжаем в Ружинцы, где от местных жителей узнаем, что в момент открытия нами огня артиллерии на сельской площади был митинг, на котором оратор призывал к походу на Белоградчик. Упавшие поблизости от митинга две бомбы посеяли панику и речь осталась неоконченной, как остался неосуществленным и поход на Белоградчик.
Около 9 часов нами были выставлены два-три полевых караула, а роты стянуты в центр села на отдых, в котором нуждались все после бессонной ночи. Одновременно начались допросы, аресты и экзекуции в виде порки. Расстрелов не было. Мы, русские, в этом участия не принимали.
Между прочим, были избиты несколько богатых поселян и местный стражник за то, что, имея оружие, они не оказали сопротивления коммунистам. Правильный ли это метод – судить не берусь.
Около полудня местными жителями приносится еда для всего отряда, наложенная на село в виде контрибуции. Получаем «чорбу» (суп), хлеб, брынзу, виноград.
Артиллерийский огонь, видимо, произвел на окрестные села большое впечатление, так как около часу дня какой-то крестьянин принес мне записку от кмета (старосты) соседнего села Плашивицы, в которой он меня уведомил, что коммунистов у них вовсе нет. Характерно, что записка была адресована «командиру русской батареи». Как быстро работает, однако, «пантофлева почта»! Не помогло и наше переодевание в болгарскую форму.
По занятии села Ружинцы подполковник Петров послал об этом донесение в Белоградчик, извещая также начальника гарнизона, что после полудня мы выступаем дальше в восточном направлении узловой железнодорожной станции Брусарцы.
Вместе с тем он просил, чтобы из Белоградчика был прислан в Ружинцы маленький гарнизон для обеспечения нашего тыла от коммунистов, уклонившихся от нас на юг в горы. В Белоградчик же были отосланы под конвоем и арестованные в Ружинцах коммунисты.
Около 14 часов мы выступаем, охраняясь во все стороны дозорами, по шоссе на Бело Поле. Быстро продвигаемся вперед, без какого-либо сопротивления, причем опросом встречающихся жителей устанавливаем, что в село Бело Поле имеется только местная коммунистическая вооруженная банда в несколько десятков человек, терроризировавшая остальных, несочувствующих им крестьян. В следующем же богатом селе Чорлево коммунистами сорганизован районный Военно-Революционный Комитет.
Несмотря на очевидную слабость противника, подполковник Петров, подойдя с отрядом километра на полтора к селу Бело Поле, все же опять приказывает открыть артиллерийский огонь по нему и лесу поблизости от него.
По открытию гаубицей огня пехота почти бегом бросилась вперед. Завязалась перестрелка, затрещали наши пулеметы. Не прошло, впрочем, и получаса, как все село было пройдено пехотой, захватившей при этом в плен до 15 коммунистов. Гаубицей было выпущено 11 бомб и 1 шрапнель, как по селу, так и по убегающим из него коммунистам.
Наступает холодный вечер, сырость пронизывает тело. Однако роты оставляют село, располагаясь вокруг гаубицы на ночь, так как начальник отряда опасается ночного нападения на слабенький наш отрядик.
Привозится на возах солома на подстилку, а часов в девять вечера, при свете пытающих костров, появляется процессия мирных жителей, несущих котлы, жбаны, узелки с хлебом, ковры домашнего изготовления. Прибыла очередная контрибуция еды для всех нас и ковры вместо одеял для укрывания ввиду наступающей холодной ночи. При свете же костров, после ужина, продолжаются допросы арестованных и, говоря откровенно, их избиение болгарами-добровольцами.
Картина была тяжелая. Представьте себе группу 10–15 легко одетых человек, сидящих на голой земле в эту пронзительно холодную ночь, тесно друг возле друга, в самых неудобных позах, будучи связанными, как попало, одной очень длинной веревкой, людей, дрожащих от холода и страха.
Вокруг них – толпа солдат, ругающих и бьющих их пинками ног, прикладами, револьверами. Может быть, это и ложная сентиментальность для гражданской войны, из-за которой мы и были разбиты большевиками в России, но это зрелище было нам не по нутру. Между прочим, после этой ужасной ночи арестованных, так и связанных общей веревкой, отправили утром под конвоем в Белоградчик.
Перед рассветом 25 сентября к нам из Белоградчика приехал конный ординарец от подполковника Кацарова, привезший нам ориентировку и дальнейшие приказания. В Белоградчике было все благополучно. Карательными отрядами, высланными из него по радиусам, были очищены от коммунистов ближайшие села. Кроме того, была восстановлена связь с краевым центром Видином, начальник гарнизона которого является теперь у нас старшим военным начальником. С Софией связи нет никакой, и что делается в остальной Болгарии, неизвестно. Далее сообщалось, что отрядом подполковника Лопушнова, высланным из Видина, занята вчера вечером станция Воднянцы к северу от нас.
