Во 2-м отделе делегация монархистов просила замять дело Толя (Анатолий Толь, представитель белоэмигрантской монархической «кирилловской» организации в финском Выборге), заявив, что Польша все равно ничего не выиграет, а лишь разоблачениями, что «именем Его Величества Кирилла Первого» они гарантируют ей ее восточные границы, 2-й отдел обещал делегации замять дело Толя, но потребовал всех информационных материалов об СССР. На этом переговоры закончились и сделка состоялась».
Кроме того, тогда советским разведчикам удалось установить, что параллельно в то же время на деньги польских спецслужб и прочих силовых структур в Вильно действовала монархическая организация «Виленское русское товарищество» с русскими офицерами-белоэмигрантами во главе.
Среди них отмечали ротмистра Яковлева, агента 2-го разведывательного отдела польского Генштаба, одновременно занимавшего должность главного редактора издаваемой на польские деньги белоэмигрантской газеты «Новая Россия»; полковника Якубовского, а также другого офицера – Рудковского и других.
По сведениям советских разведчиков, «настоящий центр организации, заседания, хранение секретных документов находятся в имении «Маркутье» в пяти километрах от Вильно, которое принадлежит Ольге Марковне Пушкиной»
[581].
Отдельно следует выделить работу польских спецслужб по налаживанию взаимодействия по антисоветской работе с японскими коллегами. В этом им (на середину июня 1923 г.) заметную помощь оказывали офицеры бывших российских силовых структур, «на днях вернулся из служебной командировки в Токио капитан Генерального штаба Владислав Ковалевский, начальник референта иностранных шифровальщиков 2-го отдела Генштаба. Он был командирован туда по распоряжению бывшего его начальника генерала Сикорского по просьбе японского Генштаба.
Дело в том, что японский Генштаб не был в состоянии расшифровать советские шифры, а от своего военного атташе в Варшаве он узнал, что капитан Ковалевский является крупным знатоком европейских шифров вообще и русских в частности.
Поэтому его командировка имела целью ознакомить офицеров японского Генерального штаба с системами советских шифров и, по возможности, помочь им в расшифровании имеющихся в его распоряжении шифрованных текстов.
Так, например, стало известно, что капитан Ковалевский способствовал разгадке советского шифра «Иоффе», употребляемого где-то на Востоке.
Капитан Ковалевский в своем рапорте начальнику отдела указывает, что его командировка имела полный успех. Прочитанные им лекции японским офицерам о системах советских шифров произвели большой фурор. Японские офицеры проявили большой интерес в области шифроведения, но, по мнению Ковалевского, не извлекли из его лекций максимума пользы, так как в большинстве своем не знают русского языка.
У него, Ковалевского, остались самые хорошие воспоминания об офицерах японского Генерального штаба, которые на прощание просили его поддерживать регулярную переписку по вопросам шифров, обещая, в свою очередь, информировать его обо всем, что ими самими будет достигнуто в этом смысле»
[582].
Следует особо заметить, что в 1939 г., после разгрома Польши советскими и германскими войсками, в распоряжении органов НКВД оказались десятки тысяч пленных польских офицеров из разных силовых структур, в том числе и спецслужб. При этом едва ли не каждый десятый из них имел русскую фамилию.
Более подробно о службе белых русских в польских армии, контрразведке и разведке читатель сможет узнать из размещенных ниже документов, являющихся воспоминаниями служивших в них лиц.
Документы
Данный документ является фрагментом воспоминаний белоэмигранта, бывшего штабс-капитана авиации П.П. Куксина 1921 г. о службе в польской армии. Хранится он в ГАРФ. Ф.5881. Оп.2. Д.437. Лл.10–13 об. И печатается с сокращениями.
«…После переговоров с польскими властями вся Бредовская группа была разоружена поляками и направлена в разные лагеря вглубь Польши, а я совместно с другими офицерами специальных родов оружия и офицерами-поляками, служившими в Бредовской армии, был отправлен в Каменец-Подольск в распоряжение штаба 6-й польской армии генерала Ивашкевича, бывшего генерала русской службы.
Все мы там были очень хорошо приняты в том же чине, который был у каждого ранее, в польские части. Нам, русским летчикам, понтонерам, инженерам, автомобилистам и т. д. предложили также вступить в польскую армию в соответствующие части или уехать в лагеря вглубь Польши.
Все мы, конечно же, согласились на первый вариант, ведь мы должны были воевать не против России, а против большевиков.
Я, как русский штабс-капитан, был принят на польскую службу капитаном. В этот же день нам выдали подъемные деньги, полное офицерское обмундирование и до окончательного назначения из Варшавского Генерального штаба мы были причислены к штабу 6-й армии.
Это было в конце января 1920 г. Более двух месяцев я решительно ничего не делал, а затем получил назначение в местную воздушную эскадру при 6-й армии, в составе которой я состоял до взятия поляками Киева.
Отношение польских офицеров ко мне было самое предупредительное, хотя это относилось только к русским полякам, так как польские офицеры, служившие в австрийской армии, смотрели на нас, русских, свысока. Такое же отношение мы отмечали и в штабе.
Первые три месяца я совершенно не мог говорить по-польски и предупредительные польские офицеры, даже в Генеральном штабе, в верховном командовании в Варшаве, всегда разговаривали со мной по служебным делам по-русски. Галицийские же поляки старались меня игнорировать, как только могли.
Даже среди самих польских офицеров резко выделялись три группы: бывшие русские офицеры, бывшие австрийские офицеры и бывшие германские офицеры. Каждая из групп держалась отдельно друг от друга.
Но большинство польских офицеров состояли на русской службе, поэтому перевес во всех отношениях был на их стороне. Однако в Генеральном штабе и на высших командных должностях преобладали бывшие австрийские офицеры.
Дисциплина в польской армии, особенно в частях, сформированных в Познанской провинции, стояла на высоте. За 15 месяцев службы в польской армии мне не пришлось ни лично самому, ни по рассказам других лиц увидеть или услышать о чем-либо, что бы напоминало мне Добровольческую армию.
Те же русские поляки, служившие там первостепенными хулиганами, грабителями, здесь словно переродились и старались вести себя подобающим офицеру образом. Только от еврейских погромов поляки все же никак не могли удержаться, и они происходили во время отступления польской армии к Варшаве.
Но они происходили вовсе не в таком масштабе, как в Добровольческой армии, и ограничивались исключительно избиениями или вешанием евреев, но никогда и нигде не было грабежей. Виновных в этом солдат беспощадно расстреливали по приговору чрезвычайных судов.
