Однако восстание в Северных провинциях имело куда более серьезные последствия. Организаторами сопротивления на этот раз стали несколько тайных обществ, которыми был пронизан Китай эпохи Цин. Особенностью этих сект было то, что все они практиковали физические практики, сосредоточенные на кулачных боях. Потому дальнейшее восстание стали назвать «боксерским», или восстанием ихэтуаней, по названию одного из тайных обществ, которое переводилось, как «отряды справедливости и мира», либо же ихэцюанями, что имело перевод «кулак во имя справедливости и мира».
Сами себя восставшие называли «священными воинами» и «справедливыми людьми», а восстание моментально получило философское и религиозное обоснование. Действовали «боксеры» с самого начала весьма радикально и прямолинейно, то есть физически уничтожая как иностранных граждан, так и следы их цивилизационного присутствия. Особенно жестокая расправа ждала китайцев, принявших христианство, либо же компрадоров, купцов, осуществлявших тесное экономическое сотрудничество с западными предпринимателями. Что характерно, ихэтуани тоже были за установление гармоничного и справедливого государственного и общественного строя, только, в отличие от тайпинов, они считали маньчжурскую императорскую династию вполне легитимной и достойной правления Поднебесной.
Императорский двор очень долго лавировал между европейцами и восставшими, не принимая особых усилий к подавлению мятежа. В итоге западные державы в июне 1900 года отправили эскадру из 20 военных кораблей с целью подавления восстания. Вслед за кораблями пошел десант из войск Англии, Германии. России и Франции. К ним присоединились отряды США, Италии, Японии и Австро-Венгрии. Командовал десантом английский вице-адмирал Сеймур. Однако Сеймура с десантом ждало поражение. После разгрома его экспедиции на Пекин двинулся новый европейский десант, а императрица Цыси совершила весьма странный и, как потом окажется, очередной самоубийственный для Поднебесной шаг. Приняла лидеров боксерского восстания у себя, официально признала их и обязала сотрудничать с цинской армией, параллельно объявив войну всем европейским колониальным державам 21 июня 1900 года.
Обнадеженные таким поворотом политики, ихэтуани пошли громить посольский квартал в Пекине, который до подхода европейцев находился на осадном положении. В результате погибло множество граждан европейских государств, в их числе и германский посол, а также укрывшиеся в посольствах китайские христиане. По мотивам тех кровавых событий позже была написана православная икона собора китайских мучеников, убитых в Пекине ихэтуанями.
Впрочем, даже несмотря на то, что императорский двор официально объявил войну Европе, Китай уже был настолько разобщен, что Юг и Восток страны под управлением все тех же региональных милитаристов попросту проигнорировали прямой приказ императрицы Цыси и сделали все с точностью до наоборот. В «Истории Китая XX века» О. Е. Непомнина ситуация описывается так: «В Восточном и Южном Китае бюрократия решительно отмежевалась от буйных “братьев” и призывала правительство разгромить ихэтуаней. Главы наместничеств (Хугуана – Чжан Чжидун, Лянцзяна – Лю Куньи и Лянгуана – Ли Хунчжан), боясь “смуты” в своих регионах, сделали максимум возможного для ограждения иностранцев и христиан от покушения на их безопасность. Совместно с представителями держав они выработали сепаратное соглашение – “Правила совместной обороны юго-восточных провинций”. Этим документом наместники гарантировали мир и порядок в долине Янцзы и южнее ее, а консулы – в сеттльменте Шанхая. Тем самым Ли Хунчжан, Чжан Чжидун и Лю Куньи проигнорировали объявление Пекином войны, встав на путь открытой государственной измены. К ним присоединились глава наместничества Минчжэ, губернатор провинции Шаньдун и генерал Юань Шикай, а также управляющий железными дорогами и телеграфом Шэн Сюаньхуай»
[140].
Фактически эти территории стали базой для союзников. В итоге Пекин был захвачен и разграблен союзными войсками. Но династия Цин не была свергнута. Императрица, уйдя вместе с двором из Пекина, обвинила во всем движение «Ихэтуань», но была принуждена выполнять условия унизительного мирного договора, теперь уже неприкрыто колониального.
По условиям «заключительного договора» Пекинской мирной конференции «Китай должен был выплатить контрибуцию 450 миллионов лянов в течение 39 лет из расчета 4 % годовых, т. е. в итоге около 1 миллиарда лянов. Династии Цин в течение двух лет запрещалось покупать за рубежом оружие. Форты Дагу и все укрепления между Тяньцзинем и Пекином подлежали ликвидации. Войскам иностранных держав разрешалось занимать 12 пунктов вдоль железной дороги Пекин – Тяньцзинь “для поддержания свободного сообщения между столицей и морем”. В Пекине создавался укрепленный посольский квартал, своего рода “государство в государстве”. Каждое посольство здесь могло иметь свою вооруженную охрану с пулеметами и орудиями. Цинское правительство было обязано карать своих подданных смертной казнью за антииностранные выступления»
[141].
Тотальный разгром ихэтуаней имел и свои моральные последствия. В общем-то, уже всем в Китае стало понятно, что нужно догонять Запад, проводить реформы, а то и революции. Поражение в последней кампании принесло еще и глобальные экономические проблемы. С одной стороны, цинский двор занимал у держав-победительниц, с другой – повышал налоги, что привело к возникновению первых подпольных революционных групп, но и к изменению форм хозяйствования и организации китайскими коммерсантами все большего количества совместных с европейцами предприятий и фирм.
Армию также пытались реформировать, но куда больше в силу тотальной децентрализации власти усилились региональные милитаристы, породив новый тип «прогрессивно мыслящей» военной элиты. В Поднебесной того времени помимо иных крупных военных группировок возникло две параллельных армии с различными источниками финансирования: «Бэйянской армии предстояло служить надежной опорой трона. Она располагалась в Чжили, была под контролем двора и финансировалась из центральной казны, в отличие от Наньянской армии (со ставкой в Нанкине), которая содержалась на средства местной администрации провинций бассейна Янцзы и Южного Китая и во многом зависела от наместников и военных губернаторов»
[142].
Структурных изменений требовали и региональные милитаристы, которые во многом подхватили риторику революционных кружков китайской молодежи, получившей образование в США и Европе. Одним из лидеров такой молодежи, который успел дважды побывать президентом Китайской Республики, впрочем, оба раза недолго и в форс-мажорных обстоятельствах, был идеолог китайской революции Сунь Ятсен, которого в нынешней политической логике КНР воспринимают как «китайского Ленина», а то и «китайского Маркса». Впрочем, в те годы он был еще радикалом-заговорщиком, а тон задавали китайские региональные милитаристы, которые требовали конституции и парламента, а также свободных выборов в этот самый парламент.
