В любом случае выяснилось, что готовые начать выступление офицеры фактически не имели при себе оружия. Сложно сказать, в чем была причина этого. Возможно, они выполняли приказания Гоппера и шли на кладбище без винтовок, дабы не привлекать к себе внимания и тем самым не ставить под угрозу срыва весь план. Не исключено, что у большей части действительно не было оружия. По другой версии, запрет брать с собой винтовки поступил от начальника штаба Лебедева. «Лебедев, он всем уведомления разослал, но винтовки приказал не приносить, так что мы оказались фактически с голыми руками». «Но тут же выяснилось, что ни одной винтовки не принесено с собой – не было приказания». Ситуация оказалась не из простых. После срочной «ревизии» собравшихся выяснилось, что на несколько десятков человек приходилось всего лишь двенадцать револьверов «разных систем и калибров, с очень ограниченным количеством патронов». Принимая во внимание, что начальник артиллерийского склада Петров, активно поддерживавший заговорщиков, не мог гарантировать, что несущие охрану складов солдаты будут готовы выступить против советской власти, план восстания мог сорваться в любую минуту. Была надежда на поддержку сил броневого дивизиона, однако ни автопулеметчики, ни броневики не прибывали.
Выжидание становилось очень опасной тактикой. В начале июля в Ярославле очень светлые, почти белые ночи, а потому действия толпы неизвестных лиц на кладбище могли быть замечены. Собравшиеся офицеры решили действовать теми силами и средствами, что были в их распоряжении. Двигаться в сторону складов было решено «волной», так возникало ощущение, что людей было значительно больше, нежели в действительности. Не знавшим реального отношения часовых к советской власти, офицерам приходилось идти на уловки. В своих воспоминаниях Перхуров написал: «Наконец часовой заметил и окликнул: „Кто идет?“… В ответ раздался чей-то веселый уверенный голос: „Свой! Не вздумай, чудак, стрелять, своих побьешь“. Часовой снова спросил: „Да кто такие?“ В ответ опять: „Да говорят же – свои! Своих не узнаешь!“ С такими разговорами люди подвигались на часовых все больше и больше. И когда подошли вплотную, то сказали: „Мы – повстанцы. Клади винтовки и не бойся. Никто вас не тронет“». Этот рассказ подтверждается и другими источниками: «Мы решили брать склад. Пошли и взяли его без одного выстрела и без всякого сопротивления. Отсутствие дисциплины, за которую мы ратовали, в этом отношении дало свои результаты. Часовые с нами разговаривали, мы сказали им, кто мы, и предложили сдать оружие и отходить в сторону». Уже когда склады перешли под контроль белых офицеров, оказалось, что их охраняло около полусотни человек. По стечению обстоятельств большая часть из них все-таки сочувственно относилась к «повстанцам», а потому сразу же вступила в их ряды. Отряд сразу же вырос на пару десятков вооруженных человек.
В третьем часу все офицеры и примкнувшие к ним были вооружены. Нашлись артиллеристы, которые забрали с ассенизационного двора лошадей, спешно их седлали и запрягали. Лошадей хватило только на два орудия и два зарядных ящика. «Первый отряд» было решено построить для смотра. Перхуров отмечал: «Стоило больших трудов собрать всех, выстроить и вновь пересчитать». После этого у склада был поставлен «белый» караул, но вместе с тем заговорщики, «забыв всякую осторожность, сильно шумели». Все ожидали прибытия подкрепления из броневого дивизиона, без которого взять город малыми жертвами не представлялось возможным. Именно в этот момент у Перхурова стали зарождаться сомнения. «Тогда я обратился к собранным людям с таким заявлением… и предложил им на выбор, что они хотят, идти ли захватывать Ярославль или отправиться в Рыбинск, к чему я был лично склонен, потому что там наша организация более сильна. Мне было все равно – я человек бездомовый. Все заявили: „Пойдем брать Ярославль“».
Первоначальный план захвата города выглядел следующим образом. «Первый отряд» должен был насчитывать не 100, а 300 человек. И они должны были быть распределены на три отряда. «Половина, то есть 150 чел., при двух орудиях должны были разоружить советский полк в кадетском корпусе, 80 человек с броневиками разоружить и арестовать коммунистический отряд и запереть его в большом театре. Остальным 70 чел. захватить большевистский штаб в доме губернатора, почту, телеграф, радиостанцию, казначейство и выставить там караулы. После этого два первых отряда должны выделить заставу за город, а в городе штаб приступает к немедленному формированию отрядов». Очевидно, что этот план был неосуществим хотя бы в силу недостатка вооруженных людей. Кроме того, нельзя было не учитывать, что захват артиллерийского склада произошел без единого выстрела, а потому железнодорожные рабочие, которые должны были поддержать восставших, элементарно не знали о начале выступления. Перхуров вспоминал: «Они не могли узнать о начале действии и подать вагон под оружие, как было условленно, поэтому я послал туда мотоциклиста. В ожидании прибытия вагона и для охраны складов я оставил пятнадцать человек с начальником склада во главе». Задача нового караула состояла в том, чтобы сохранить для восставших боеприпасы. Караульным выдали винтовки, пулеметы, орудия. Кроме того, Перхуров отдал приказ: «Оставаться до тех пор, пока им не будет угрожать опасность. В последнем же случае они, не ввязываясь в бои для защиты склада, должны идти на присоединение в город. Для быстроты движения им было оставлено два грузовика».
Всё было готово для того, чтобы начать захват города. Один из участников тех событий вспоминал: «Весь этот отряд был разделен на несколько малых отрядов, и каждому было дано особое назначение: одному отряду занять почту, другому телеграф и т. д. Командиром этого отряда был бывший полковник Перхуров. Вероятно, около 5 часов утра отряды выступили в город. Причем я еще забыл написать ранее, что в складе же было взято несколько пулеметов». Как только началось движение в сторону Ярославля, к великой радости «повстанцев», прибыло подкрепление из броневого дивизиона: броневик и несколько грузовиков с пулеметами. После этого движение вновь возобновилось. Силы белых разделились на несколько групп, каждая из которых должна была выполнять свою собственную задачу. Сам Перхуров остался с резервом, состоящим из тридцати человек, двух орудий и легкового автомобиля с пулеметом. «Резерв» должен был прибыть в разгар событий и занять позиции в «Корсунской гимназии» (женской гимназии Корсунской), которая располагалась в доме Пастухова близ Богоявленской площади, где ныне находится ярославский главпочтамт. В какой-то момент с левого фланга показались всадники. Это была полусотня летучего отряда ярославской милиции. Вот тут бы, как говорится, и «сказочке конец». Однако все произошедшее затем можно считать исключительным везением. Перхуров описывал случившееся следующим образом: «Из-за забора, окружавшего какой-то пустырь, замелькали головы быстро несущихся всадников. Я приказал рассыпать стрелковую цепь поперек улицы и снять орудия с передков, но запретил открывать огонь. Стали ждать. Вскоре всадники выскочили из-за пустыря, развернулись лавой и пошли на нас. Мы молчали, цепь лежала неподвижно. Всадники надвигались». В самый последний момент раздался выстрел, командир отряда красной милиции упал с коня. Кто именно выстрелил, до сих пор неизвестно. Одни считали, что это был кто-то из белых офицеров. Другие – что командира убил некто из своих же милиционеров. В итоге вместо того, чтобы ликвидировать «мятежников», летучий отряд ярославской милиции перешел на сторону заговорщиков. Перхуров был поражен: «Я в свою очередь объяснял им, кто мы такие, и предложил отдать нам оружие, а после этого или присоединиться к нам, или же идти домой. До гимназии Корсунской они должны доехать с нами, где от них примут лошадей и седла. Милиционеры сразу согласились, только просили при выдаче им оружия вернуть им те же револьверы, которые они сейчас сдают. Просьба была уважена, и каждому тут же была выдана записка с номером отобранного револьвера за подписью начальника штаба».
